— Расскажите, как все было, — попросила я. — Как вам удалось их уговорить показать носовую фигуру и вернуть бриллианты?

— Это оказалось нетрудно, — ответил он. — Дело в том, что на дом Огненных людей упала тень позора. Осрамился один из их рода. Не важно, что он еще ребенок и недостаточно обучен их мастерству — для них это знак божественного гнева. Это и дало мне возможность, которой я не замедлил воспользоваться. У меня ведь не было выбора. Я предположил, что на их дом легло проклятие, и вернул наш разговор к кораблю, который они когда-то взорвали в бухте. Потом достал карандаш и набросал носовую фигуру. «Эту богиню вы достали из воды — она чужое божество», — сказал я. Они ответили, что им обещали хорошее вознаграждение, если взорвут корабль. Об этом я уже знал от Дика. Когда корабль взлетел на воздух, носовая фигура, по их словам, отделилась от корпуса и приткнулась к скале их Роковой женщины. Они восприняли это как знак и, достав ее из воды, поставили на пьедестал, как ставили собственных идолов. Когда носовую фигуру внесли в дом, внутри нее оказалось скрытое углубление, в котором был спрятан мешочек с камнями. Это убедило их еще больше, так как у них принято украшать статуи раковинами и камнями. К тому же камни оказались на редкость яркими и блестящими. Водрузив фигуру в святилище, они стали ждать награду. Но так и не дождались. Вместо нее случилась великая беда: нет ничего страшнее для Огненного человека, чем когда его перестает слушаться огонь. Так ко мне вернулись бриллианты, — продолжал он. — Я убедил их, что удача не вернется к ним, пока не найдут своего хозяина камни. Божество Талуи разрушит носовую фигуру, но за найденные бриллианты им полагается вознаграждение, которое они смогут потратить на нового идола. Это их вполне устроило. Я отвезу в Англию бриллианты и поставлю точку делу, начавшемуся со смерти Филлимора после сердечного приступа. От скольких неприятностей он бы избавил нас, если бы намекнул, где спрятал свое сокровище.

— Наконец-то все позади.

— Да, теперь прекратятся шепотки о богатстве, которое я надежно укрыл в иностранном порту. И вот еще что, Анна…

Услышав голоса, я заподозрила, что за нами с самого начала следили, и, вероятно, все знали, что я уединилась с ним в саду. Я различила голос Моник. Она вышла на веранду, сопровождаемая Шантелью.

— Пойдемте в дом, — уговаривала Шантель. — Там и будем дожидаться.

— Нет, — всхлипывала Моник, — он здесь. Я знаю. Здесь буду его ждать. Не сойду с этого места.

— Быстро уходите, — шепнула я Редверсу.

Он направился к дому. Я затаилась в кустах с бешено колотившимся сердцем.

— Ну что я говорила? Вот и он. Все-таки вернулся.

— Как видишь, — холодно сказал он. Совсем не таким тоном он говорил со мной!

— У тебя такой вид, будто только что имел приключение, — чуть не взвизгнула Моник.

— Ну, мне пора, — попыталась разрядить обстановку Шантель. — Я уверена, что капитан не откажется от чашки кофе, которым вы обещали его угостить. Никто не умеет готовить его лучше вас.

— С удовольствием, — смягчилась Моник. — Пойдемте, мой капитан.

На сад упала тишина, прерываемая только стрекотом насекомых. Выждав несколько минут, я вернулась в дом.

Вскоре в мою дверь постучали, и вошла Шантель. У нее был возбужденный вид. Огромные глаза горели.

— Я должна тебя предупредить, Анна, — выложила она. — Письмо все-таки у нее.

Я машинально приложила руку к сердцу и зажмурилась: мне показалось, что сейчас упаду в обморок.