— Друг мой, не сослужишь ли ты службу мне, а возможно, и себе?

— Я всегда был рабом твоей красоты, о хранительница меда

— Если ты возьмешь эту пчелу и отнесешь ее Али паше с сообщением о смерти дея, ты получишь награду, достойную такого риска.

Он молчал так долго, что Джулия побоялась услышать отказ.

Если бы он не согласился, последствия для нее были бы непредсказуемы. Став правителем, Кемаль быстро и жестоко отомстил бы ей.

Евнух протянул руку за пчелой.

— Я сделаю это, — сказал он. — Слушаю и повинуюсь, но не из-за награды, а потому что об этом просишь ты — ты, которая никогда не смотрела на меня с презрением, а всегда улыбалась мне, и потому что сам я не всегда был таким, как сейчас, но когда-то таким же соколом, как Али паша.

Как только она вошла в общую комнату, к ней подошла служанка.

— Госпожа Фатима требует тебя к себе, — прошептала она, бледнея. Старшая жена дея была в страшной ярости и вихрем налетела на Джулию, как только та вошла.

— Прошел слух, что дей опасно болен и послал за тобой.

— Это так, о вдова Мохаммеда дея, великого правителя времени.

— Вдова? Ты хочешь сказать…

— Отныне Мохаммед дей вкушает рай.

— Ты была с ним, когда он умирал? Послали за тобой, не за мной?

— Такова была воля вашего мужа и моего хозяина.

— Почему? Почему не сказали мне? Я была его женой. Я имела право быть с ним в последние минуты, проститься с ним. Почему меня не позвали к нему?

Слезы текли по ее лицу, но на нем проступала смесь столь различных чувств, что с трудом угадывалось, каким именно они вызваны.

— Мне очень жаль, госпожа Фатима. Я только повиновалась приказу.

— Ты лжешь! — воскликнула женщина, вновь распаляя себя. — Это ты задержала гонцов, которых он послал за мной. Ты хотела, чтобы его последняя мысль была о тебе. Он сам не сделал бы этого. Хотя прошло много времени с тех пор, как мы последний раз были мужем и женой, он не нанес бы мне такого оскорбления. Хотя бы из уважения к моему положению, даже если забыть обо всем остальном. Я знаю, он бы так не поступил!

Было бы слишком жестоко утверждать, что дей вообще не думал о ней в последние минуты.

— Клянусь, что не перехватывала никакого послания, хотя не могу поручиться за других. Но теперь все кончено. Надо решить, что нам делать.

— Нам? Нам?! Ты думаешь, я стану заботиться о тебе и принимать тебя в расчет? После смертельного удара, который ты нанесла мне? Убирайся с глаз моих, пока я не позвала стражу и не велела спустить мясо с твоих костей! Убирайся, говорю! Убирайся!

Женщина в теперешнем ее состоянии не стала бы ничего слушать. И все же Джулия понимала, что жена дея уверена в ее невиновности. В противном случае последовал бы приказ, а не угроза. Причиной ее безумной ярости было то, что дей не послал за ней перед своей смертью.

Когда печальные новости распространились по гарему, раздался плач и причитания. Женщины были охвачены страхом. Оки собирались маленькими группками, вспоминали о минутах любви дея, пытаясь успокоить друг друга, но в их расширенных зрачках застыл вопрос: что же с ними будет? Только Мария взирала на все равнодушно. Она не говорила об этом вслух, но, судя по ее презрительному виду, не опасалась разделить судьбу остальных.

Джулия с жалостью смотрела на женщин. Почему должно было так случиться? Похоже, сами по себе они не имели ровно никакой ценности. Почему смерть одного человека сделала их сразу бесполезными? Как они, привыкшие к роскоши, драгоценностям и богатой одежде, станут зарабатывать на хлеб? Или их просто выгонят на улицу ради прекрасных мальчиков Кемаля? Или Али паша приведет сюда своих женщин, чтобы спустя годы повторилась та же трагедия? Это было ужасно.