Когда с едой было покончено, Элеонора отодвинула поднос и спросила:

– Хочешь чего-нибудь еще?

– Да, – сказал Ахилл и добавил: – Почитай мне.

– Мне это нравится. – Элеонора подняла саквояж с книгами и подала его Ахиллу, поставив на полу так, чтобы он мог достать. Ахилл быстро расстегнул пряжки. – Выбери что хочешь, – предложила Элеонора. – Все, что угодно, кроме де Сакса. Каждый раз, когда я читаю его, у меня болит голова… Нет! Нет, я буду…

Ахилл опустил руку в саквояж, ожидая встретить жесткие корешки книг, но его пальцы уткнулись во что-то очень мягкое. Он вытянул халат. Тот, который подарил ей. Прозрачный розовый шелк и развевающиеся ленты. Элеонора покраснела и промямлила:

– Я… я…

– Да? – Ахилл поднес халат к своему лицу, вдохнул его запах и сказал: – Он пахнет тобой. – Потом передал халат Элеоноре. – Элеонора, в комнате тепло.

– Ахилл, ты ранен. Ты не можешь…

– Я представлял тебя в этом халате, и это позволило мне не сойти с ума. Воспоминания о тебе. О твоей страсти. Я эгоист, Элеонора. И скоро воспоминания будут единственным, что останется у меня.

Элеонора долго стояла не двигаясь, глядя на него, потом взяла из рук Ахилла халат, наклонилась к нему и прошептала:

– И я эгоистка, Ахилл. И у меня тоже есть память, и я хочу воспоминаний.

Она поцеловала его, ее губы попробовали его, язык скользнул к нему в рот. Ахилл положил ей руку на затылок, и его язык погрузился в смоченное сладким вином таинство. Он хотел ее. Он хотел ее всю, до самого дна, полную страсти, хотел ее изучающих прикосновений, ее смеха, ее доверия.

Ахилл поцеловал Элеонору долгим поцелуем, переплетя свой язык с ее, и с каждым нападением и с каждым ответным ударом она утоляла его голод, разогревала в нем кровь. Как хлеб питает тело, так и Элеонора – своим телом и своим сердцем – питала его душу.

Настойчивая боль в его бедрах стала усиливаться, требовать. Ахилл нежно и ласково прервал поцелуй и, отпуская Элеонору, сказал, прерывисто дыша:

– Ты дар, Элеонора.

Она улыбнулась, глаза ее искрились. Это было больше, чем намек на огонек желания.

– Дар? Я? – спросила она сладким голосом. – Тогда я распакую его для тебя.

Глядя на Ахилла, Элеонора развязала бант у шеи, и длинные ленты опустились вниз. Потом она начала медленно-медленно, по одной пуговице, расстегивать жакет для верховой езды, освобождаясь от надетой на тело ткани. Она распахнула его, открывая тонкий батист прозрачной рубашки, обтягивающей грудь.

У Ахилла запершило в горле. Он сглотнул.

– Эл… – прошептал он. Элеонора ответила тем, что жакет соскользнул на пол. Ее пальцы, гибкие, искусные пальцы, которые однажды сжимали… Ахилл со стоном отбросил эту мысль, глядя, как она расстегивает пояс своих юбок. Юбки упали к ногам.

Элеонора подошла к Ахиллу ближе, одетая в рубашку и чулки. Он перевернулся на бок, чтобы лучше видеть ее, удерживаясь на локте и не заботясь о том, чтобы скрыть свое страстное желание.

Взгляд Элеоноры прошелся по бедрам Ахилла, и, как ему показалось, ее дыхание участилось. Она поставила одну ногу на край кровати рядом с его талией и сбросила ботинок, за ним последовал другой. Ахилл видел ее гладкие, молочно-кремовые бедра в чулках, перетянутые подвязками в верхней части.

«Боже правый, Боже правый!» – Ахилл стиснул зубы, воздух с хрипом вылетал из его ноздрей. Кровь пульсировала в голове и во всех членах. Элеонора стянула чулки длинными чувственными движениями своих пальцев.