Снаружи ее встретили холод и сырость. Балкон был такой же большой, как и зал. Элеонора прошла к каменной балюстраде и перегнулась через нее посмотреть, как лунный свет играет с туманом, медленно поднимающимся с реки Пейре и плывущим в сад под балконом.

Она закрыла глаза, желая очутиться снова дома, в Венгрии, и чтобы туман поднимался с реки Раба, а не Пейре. Элеонора хотела, чтобы конюшни были полны ее собственными лошадьми и чтобы, когда она откроет глаза, увидела бы родной ландшафт, где каталась на лошади с самого детства.

Неясный шум донесся справа, едва слышимый сквозь звуки танцев и смеха, приглушенные закрытыми стеклянными дверями позади нее. Мысли Элеоноры остановились, и, хотя глаза по-прежнему были закрыты, она ощущала его присутствие.

– Позвольте мне охладить вас, – произнес глубокий голос.

Элеонора осталась спокойной и не открыла глаз. Мелодичный голос обладал всеми теми мужскими тонами, которые, как она считала, исчезли из большинства мужских голосов. В нем было понемножку от изумления, приказания, чувственности, этот голос ласкал ее слух. Ей хотелось бы слышать его снова и снова, если бы только он не принадлежал сыну дьявола.

Бокал с шампанским слегка качнулся в ее руке, едва задев мужчину, потом Элеонора почувствовала, как мужские прохладные пальцы движутся по ее груди. Она вздохнула, прежде чем смогла обрести контроль над собой. Глаза ее быстро открылись… и она обнаружила, что смотрит прямо в черные глаза сына дьявола. Капля шампанского скользнула вниз по груди за вырез лифа.

Граф Д'Ажене небрежно облокотился на балюстраду.

– Вы мне показались разгоряченной, когда выходили. – Он опять погрузил свои пальцы в шампанское и провел ими от плеча Элеоноры вверх к шее и вдоль подбородка. Еще одна капля скатилась по ее коже.

На Элеонору словно напал столбняк, как если бы она была одной из статуй в саду, а каменный пол – ее постаментом. Ее мысли помчались. Так быстро! Она хотела этого, готовилась, и вот…

Ее рука, державшая бокал, ослабла, и он закачался. Немного бледно-золотистого вина выплеснулось Ахиллу на руку. Чувственный рот Д'Ажене сложился в хитрую улыбку, и граф забрал у Элеоноры бокал. Его влажные пальцы мягко коснулись ее губ, потом скользнули на подбородок и шею, пока не достигли изящной ложбинки у основания горла.

– Сейчас прохладнее? – спросил Д'Ажене, а его слова были такими же ласковыми, как и пальцы.

Кожа Элеоноры затрепетала там, где он коснулся ее. Прохлада медленно поднималась во влажный ночной воздух, оставляя Элеонору еще более разгоряченной, чем раньше. Она взглянула в его темные глаза, бездонные в лунном свете, и позволила слабой улыбке появиться на губах.

– Да, спасибо, – солгала она. – Я не ожидала такой предупредительности.

– Любой другой француз сделал бы то же самое, уверяю вас, мадам.

– Француз, конечно. Но вы… – Ее взгляд скользнул с лица графа в подернутый пеленой сад внизу, словно ей наскучило смотреть на него.

Элеонора почувствовала, что Д'Ажене на мгновение оцепенел, и молчаливо порадовалась, что ее намек на то, что он не француз, достиг цели, но медлительность слишком быстро вернулась к нему.

– Вы думаете, что я венгр, как вы? – Казалось, он шутил.

– Как я? – Вопрос застал Элеонору врасплох. Искаженные образы – как будто смотришь в игольное ушко камеры-обскуры – пронеслись в ее голове, образы дьяволов, кошмаров и бурь разметали ее семью в разные стороны. Ее глаза загорелись злостью в ответ на его оскорбление, и она в своем голосе не смогла скрыть нанесенную ей рану. – Мы с вами абсолютно разные.

Ножка флейтообразного бокала хрустнула в руке Д'Ажене, и бокал выпал, разбившись вдребезги о статую, стоявшую внизу в саду.