Шкуру с оленя сняли, а новый запас мяса повесили в новом амбаре. Внутренности сложили на земле и прикрыли их хворостом и камнями.

— Ни вороны, ни сойки не доберутся до них теперь, а зимой сюда придут лисицы и принесут нам свои шубы.

Оставалось решить вопрос, что предпринять на следующее утро. Скукум чувствовал себя лучше, хотя всё ещё был болен, и Рольф сказал:

— Возьми ружьё и топор, Куонеб, и ступай прокладывать новую линию капканов. Я останусь дома, снаряжу нашу хижину на зиму и присмотрю за собакой.

Куонеб согласился с ним. Он вышел один из дома и направился к восточному берегу озера, чтобы идти оттуда вверх по течению другой реки, намереваясь вернуться домой дня через три-четыре.

XXVIII. Один в пустыне

Рольф начал день с того, что сделал Скукум ванну из такой же горячей воды, как и раньше, и дал ему супу. Во время ванны Скукум тихо стонал, а когда увидел суп, замахал хвостом, ясно указывая, что здоровье идёт на поправку.

Затем Рольф обратил всё своё внимание на заготовку мха и щепок, чтобы конопатить щели новой постройки. Работа эта заняла целый день и оказалась довольно трудной. Рольф серьёзно задумывался над тем, как лучше устроиться на зиму. Опытные поселенцы Коннектикута, почувствовав приближение холодов, окружают свои дома земляной насыпью. Рольф знал, что в Эдирондеке бывает ещё холоднее, а потому решил хижину и пристройку обнести кругом толстым слоем земляной насыпи. Он приготовил прежде всего хорошую дубовую лопату, затем для большей прочности подержал её края над огнём, пока они не побурели. Два дня копал он землю и обложил ею хижину и пристройку вплоть до крыши.

Он приготовил, кроме того, запас сухого топлива на случай сырой погоды, и тут снова увидел, насколько была мала их хижина. Рольф кончил, таким образом, самую тяжёлую работу, и теперь у него достаточно времени, чтобы делать всё что угодно.

Кто из нас, кому приходилось оставаться одному среди безлюдной местности, не помнит, что он перечувствовал в первый день? Сознание своей полной самостоятельности, возвращение к первобытному состоянию, близость лесных обитателей, чувство тесной с ними связи, благоговейный ужас перед окружающим безмолвием и преобладающее над всем этим сознание собственного господства над свободными обитателями леса — вот чувства, весь день волновавшие душу Рольфа. А когда наступила первая ночь, которую ему предстояло провести в одиночестве, как он был доволен обществу беспомощной маленькой собаки, которая спала рядом с его постелью.

Чувства подобного рода не часто нас посещают, и к концу четвёртого дня одиночества Рольф совершенно растерял их.

Рассказы охотников о «необычайных животных, которые являются в тот именно момент, когда у вас нет ружья», вполне подтвердились после того, как Куонеб унёс с собой единственное огнестрельное оружие. На другой день вечером, перед тем как ложиться спать, Рольф остановился у дверей хижины, чтобы ещё раз взглянуть на звёзды, и в эту минуту в глаза ему бросились очертания большой тёмной фигуры, которая осторожно кралась среди деревьев, росших между хижиной и озером; существо это вдруг остановилось, повернуло к нему голову и бесследно исчезло где-то у берега. Нечего удивляться, если в эту ночь он постарался крепче закрыть двери своей хижины. На следующее утро он внимательно исследовал почву песчаного кряжа и увидел, что ночным посетителем его была не рысь и не лисица, а искавшая добычу пантера.

На третье утро, выйдя из хижины на рассвете, он услышал вдруг странное фырканье и, повернувшись к сосновому лесу, увидел, к удивлению своему, огромного и неподвижного лося с ушами, как у мула, и допотопными рогами.

Рольф не был трусом, но при виде этого чудовища, так близко стоявшего подле него, у него волосы поднялись дыбом на голове. Он чувствовал себя беспомощным без огнестрельного оружия. Войдя обратно в хижину, он осмотрел было лук и стрелы, но тут же сказал с презрением:

— Для куропаток и белок, пожалуй, годится и лук, но в лесу мне надо ружьё.