Изменить размер шрифта - +
Он выдал каждому из наших по 500 баксов, но потом вдруг задумался и спросил: «А что значит это «ё» в последней строчке припева?» Возникла неловкая пауза. Мне трудно было бы объяснить полевому командиру, что ненормативная лексика — не ругань, а просто знак особой экспрессии текста. Наш ударник Алик Ерохин попытался выкрутиться. «Это сокращение, Шамиль Ахмадович, — сказал он, — он английского yes». Басаев вздохнул: «Только этого мне не хватало», — забрал у нас деньги обратно и, развернувшись, отошел. Больше мы его не видели. Правда, мы потом переделали песню в «Батяню-комбата» и в деньгах даже выиграли».

Той же ночью Басаев вместе с отрядом, без объяснения причин, ушел в горы. Три других заметных полевых командира — Салман Радуев, Доку Умаров и Мовсар Бараев — молчать не стали. Покинув Грозный сразу после турнира, они уже на другой день объявили, что выходят из подчинения президенту, который «из-за каких-то стишков» отказался воевать с «неверными русскими собаками».

Историк М. Такер, со ссылкой на свои источники в агентстве «Чечен-пресс», пишет о том, как болезненно Дудаев переживал предательство бывших соратников. «Ну ладно — Шамиль, — с обидой признавался он Роману Ильичу, — он в поэзии полный ноль, ему, кроме попсы, ничего не надо… Но чтобы Салманчик! У него все так здорово получалось, я его уже почти собрался сделать своим преемником!..» Для Арбитмана же, замечает М. Такер, «мятеж этот не стал большой неожиданностью. Чего-то подобного он ожидал и подготовился заранее. Первым делом он спросил у президента Чечни, остаются ли в силе результаты состязания?»

Роман Ильич намеренно сосредоточился на турнире, прекрасно понимая, что заслуженную победу Дудаев никому не отдаст. Так и вышло. Получив заверения, что все в силе, Роман Ильич пообещал разобраться с мятежниками. «Но федеральные войска не пересекут, надеюсь, священных границ Ичкерии?» — тотчас же насторожился генерал. «Ни ногой, — заверил Арбитман. — Предателей дела мира покарает с неба Аллах. Не в буквальном смысле, конечно…».

Дальнейшее вошло во все учебники новейшей истории — правда, только сам результат. Подробности до недавних пор оставались закрытыми для публики. Лишь теперь автор этих строк, опираясь на уже цитированную выше книгу мемуаров «О нас и о себе», может более-менее точно восстановить картину событий, происшедших 25 ноября 1994 года в трех районах Чеченской республики.

В 18 часов у полевых командиров Салмана Радуева, Доку Умарова и Мовсара Бараева, находившихся в это время в Аллерое, Зебир-Юрте и пригороде Гудермеса, одновременно зазвонили мобильные телефоны.

— С вами говорит капитан атомной подводной лодки К-141 «Курск» Александр Иванович Лебедь, — представился голос в трубке.

— Это кто у телефона? — не понял С. Радуев.

— Эй, какая еще лодка, дорогой? — хихикнул Д. Умаров. — У нас тут и океана-то никакого нет.

— Чего-чего? — переспросил М. Бараев (у него в те дни было воспаление среднего уха).

— Президент Российской Федерации Борис Ельцин и президент Чеченской республики Ичкерия Джохар Дудаев попросили меня помочь установить в Чечне мир… — невозмутимо продолжал голос.

— Ну и хули? — не понял С. Радуев.

— Ты на голову больной? — хихикнул Д. Умаров. — Прикинь: ну чем ты можешь мне помочь?

— Чего-чего? — переспросил М. Бараев. — Мужик, говори громче, у меня ухо болит, я ни хера не слышу.

Это были их последние слова. Три ракеты класса «Гранит» с неядерными боеголовками, запущенные с борта «Курска» и наведенные при помощи спутниковой системы GPS, пролетели, наконец, три с половиной тысячи километров от Баренцева моря до Кавказа, достигли целей и поразили то, что должны были поразить.

Быстрый переход