«Арбитман совершил просчет, когда на первом этапе позволил Коржакову и Сосковцу оттеснить себя от предвыборных дел, — укоризненно пишет М. Такер. — Если бы он взялся сразу, ему не пришлось бы потом исправлять чужие ошибки и проявлять чудеса ловкости, восстанавливая покачнувшийся status quo».

В оправдание Романа Ильича заметим лишь, что он нагружал себя сложными или трудоемкими заданиями — в то время как от команды Сосковца ни особой фантазии, ни большой активности вроде бы не требовалось; надо было лениво парировать нападки зюгановцев, и не более того. Коммунисты объявляли, будто президент стар и немощен — Ельцин перед телекамерами с улыбкой подтягивался на турнике и устраивал заплыв на Москве-реке. Коммунисты твердили, что президент вечно пьян и двух слов связать не может — Ельцин на встречах с избирателями легко расщелкивал заковыристые поговорки и навскидку выбивал в тире девять очков из десяти возможных. Коммунисты сообщали, что президент в упор ничего не смыслит в изящных искусствах — Ельцин, натасканный Ростроповичем, тут же вставал за дирижерский пульт и пусть несколько неуклюже, но без грубых ошибок управлялся с Московским симфоническим оркестром, исполнявшим зажигательный «Венгерский танец» Брамса…

И вдруг за две недели до выборов все самым неприятным образом переменилось. Сперва забили тревогу эксперты Rand Corporation и Gallup, чуть позже неприятные цифры возникли в опросах службы ВЦИОМ, и наконец, сигнал об опасности подал «РОМИР-мониторинг»: число граждан, заявляющих о поддержке КПРФ, стало неуклонно расти — чуть ли не по 15 % в неделю. С такими темпами к 16 июня — дню выборов — рейтинг Зюганова мог перевалить за 45 %. «При этом раскладе, — пишет А. Филиппов, — шансы Бориса Ельцина честно победить в первом же туре выглядели призрачными».

Ценой неимоверных финансовых и организационных усилий команда Сосковца сумела заполучить перебежчика из зюгановского штаба. Выяснилось невероятное: у коммунистов нет никакого «ноу-хау», они и сами в сильном недоумении от своих возросших успехов. Кто же враг? Где просчет? Промучившись над загадкой неделю (рейтинг Зюганова за это время достиг уже 37 % и темпов не снижал), Коржаков вынужден был позвонить Арбитману и, превозмогая себя, попросить о немедленной встрече за пределами Кремля.

«Я предложил ему увидеться в ресторане «Прага», в уютном зале на третьем этаже, где двумя годами раньше справляли свадьбу моей старшей дочери, — вспоминает А. Коржаков. — Арбитман «Прагу» отверг, сославшись на неинтересное меню, но согласился посидеть со мной в «Макдональдсе» на Тверской и съесть по бигмаку. Тут уж я отговорился желудочными коликами. В итоге мы с этим фокусником встретились, как два начинающих шпиона, в центре ГУМа у фонтана».

Вплоть до известной истории с коробкой из-под ксерокса (о ней речь еще впереди) неприязнь Коржакова к Арбитману не была достоянием широкой публики, но все ближайшие соратники первого президента России прекрасно знали об этих сложных отношениях.

«Руководитель президентской охраны мучительно ревновал Ельцина к Арбитману, — справедливо замечает А. Филиппов. — По сравнению с Арбитманом даже Чубайс казался ему не таким опасным противником. Мало того, что у Арбитмана был такой же, как и у начальника охраны, «доступ к телу» президента, — Роман Ильич имел авторитет у Ельцина, вполне сравнимый с коржаковским. Злило Александра Владимировича еще то, что он в сердцах называл фокусами, сглазом, гипнозом, а то и вовсе черной магией».

Нелюбовь двух соратников первого президента России была, надо признать, обоюдной. Но, в отличие от Коржакова, для которого (особенно после его отставки) Арбитман стал притчей во языцех, Роман Ильич старался не высказываться об оппоненте публично — и в бытность свою помощником Ельцина, и тем более после избрания главой государства.