— Так-так, — пробормотал он, развязав тесемки и выкладывая листы на диван. — Хорошо… ну да…

Первыми шли работы, сделанные углем и мелом. Когда настала очередь пастели, из уст Мартина вырвался рев.

Сирил больше всего беспокоило, чтобы Шон не увидел ее рисунков — слишком откровенно проглядывало в них ее отношение к нему.

Мартин, что-то бормоча себе под нос, закончил просмотр, снова завязал папку и резко повернулся к Сирил:

— Не узнаю твой стиль, бэби! И вообще, ты ли это рисовала?

Он явно намекал на нечто большее, чем художественная манера, и… Уловив оскорбительный намек в его словах, Шон поднялся, расправил плечи — и в комнате сразу стало мало места.

— Вы получили, что вам надо, Коллинз? Или вам нужно что-то еще? — вежливо, но твердо поинтересовался Шон, надвигаясь на Мартина.

— Э-э… нет. Больше ничего. Все в ажуре. Мне надо будет поговорить с тобой, Сирил, — произнес Мартин, пытаясь выглянуть из-за большой фигуры Шона. Впервые в жизни Сирил видела, как он растерялся. — Не представляю, что скажет Гулар… Я ожидал совершенно другого…

Эти слова оказались последними: тяжелая дверь со стуком захлопнулась перед его носом.

Сирил стояла против камина, зачарованно смотрела на языки пламени и грела внезапно озябшие руки. Когда она повернула голову, Шон стоял сзади. Встревоженная непонятным выражением его лица, она обвила руками его шею, прижав лицо к его груди.

— Порядочный кусок дерьма, правда, Шон? — пробормотала она, предупреждая его слова.

— Какого черта ты работаешь на эту скотину, милая? — процедил он сквозь зубы, явно сдерживая себя.

— Я не работаю на него, милый! Я всего лишь иногда получаю от него заказы. Ты не поверишь, но эта конторская крыса разворачивает одну из самых изощренных рекламных кампаний в современной истории! И мое благополучие, к сожалению, сейчас во многом зависит от преуспевания этого типа. И знаешь, что самое удивительное? Его жена — одна из самых чудесных женщин, которых я когда-нибудь встречала! Не пойму, что она в нем нашла и как с ним живет, но она, судя по всему, абсолютно счастлива. Впрочем, и он отвечает ей тем же: он каждый вечер приходит домой — уникальная вещь для человека его рода деятельности.

— Сирил, — сказал Шон, ловя ее лицо в ладони. — Извини, что я поставил тебя в неловкое положение. Ты, как я понял, никогда не опускалась до панибратских отношений с натурщиком, и теперь этот Коллинз невесть что о тебе подумает. Если хочешь, я прямо сейчас могу уйти.

— О Господи, только не это! Ради Бога, останься, Шон! — Сирил стиснула его в руках, словно испугавшись потерять в следующее мгновение. — Да, я держала дистанцию в отношениях с ними, но они — это они, а ты — это ты, Шон. Неужели ты еще не понял, что сотворил? Пять лет меня давил этот кошмар, а ты пришел — и его не стало. И все благодаря тебе, милый! Не уходи и даже не говори об этом, слышишь?

— Конечно, слышу. И конечно же, не уйду, — грустной улыбкой отозвался Шон, целуя ее.

7

В зале поднялся легкий ропот, и судья Каррера ударом молотка восстановила порядок.

— Минутку, мистер Стерн, — сказала она, бросив взгляд в сторону адвоката. — Поясните. Вы желаете представить в качестве улики еще одну журнальную публикацию обвиняемого?

— Да, ваша честь, и не одну, но и все остальные тоже. Мне хотелось бы, чтобы председатель суда и присяжные воочию убедились в том, насколько обширна тематика публикаций доктора Кернса.