Мне осталось лишь выполнить последний долг.

Когда тетя Элси заявила, что пора уходить, и начала собирать вещи, я ее остановила:

— Тетя Элси, подожди минутку. Я хочу кое-что сказать дедушке.

Она удивленно взглянула на меня.

— Можно, я скажу это ему наедине? Можно? Я уеду и вряд ли скоро вернусь в Англию… ну, понимаешь, я просто хочу немного поболтать с ним перед отъездом.

Тетя Элси взглянула на дядю Уильяма.

— Ты хочешь, чтобы мы ушли?

— Если вы не возражаете.

— Не думаю, что он услышит тебя… — она осеклась и покачала головой. — Ну конечно, поговори с ним, дорогая, ему это будет приятно. Мы с Уильямом можем подождать в машине. Так что не спеши.

— Спасибо, тетя Элси.

Я подождала, пока они складывали свои стулья, и затем увидела, как они вышли из больницы и направились к стоянке. Опустившись на колени у койки дедушки, я шепотом обратилась к нему:

— Дедушка, ты слышишь меня? Это Андреа.

Его безжизненные и затуманенные глаза смотрели в потолок.

— Дедушка, — снова сказала я тихо и настойчиво. — Это я, Андреа, твоя внучка. Ты меня слышишь? Я думаю, ты меня слышишь. Но мне кажется, что ты попал в ловушку. В ловушку тела, которое не может двигаться, но ты меня слышишь. Я права?

Я снова взглянула на него, на его спокойное лицо, на грудь, которая едва заметно поднималась и опускалась от слабого дыхания. Ничто не говорило о том, что он меня услышал. Я продолжала:

— Дедушка, я должна тебе кое-что сказать, прежде чем вернуться в Америку. Речь идет о твоем отце, Викторе. Выслушай то, что мне хочется тебе сказать.

Не знаю, как долго я стояла у этой отдававшей плесенью койки и шептала на ухо человеку, пребывавшему в бессознательном состоянии, но я говорила медленно, четко и рассказала обо всем, что со мной случилось в доме на Джордж-стрит. Я ничего не пропустила — с самого первого вечера, когда услышала мелодию «К Элизе» до сна, который видела вчера вечером в гостиной, и последних слов, которыми мы обменялись с Виктором. Я рассказала ему каждый эпизод, не упустила ни единой мелочи. Я не спешила и старалась, чтобы он меня понял. В заключение я сказала:

— Так что видишь, дедушка, твоя мать не презирала тебя. Она тебя любила. Она тебя очень любила. В самом деле ты был единственной радостью в ее жизни. Тебе говорили, будто она умерла, думая о том, как ты был зачат, но она умерла от разбитого сердца, она подумала, что Виктор забыл о ней. Дедушка, тебе все время казалось, будто она должна была ненавидеть тебя, будто ей было неприятно даже смотреть на тебя. Но в действительности все было как раз наоборот. Ты напоминал ей об одном мгновении счастья во всей ее жизни. Дедушка, ты был ребенком двух любящих сердец — дитя любви.

Я ждала у койки, не догадываясь, что говорю уже четверть часа и что с ним уже произошла перемена. Передо мной было лишь лицо несчастного маленького мальчика, живущего у беспомощной бабушки, миссис Таунсенд, которая из-за путаницы в голове без устали рассказывала ужасные истории об его отце, отчего малышу по ночам снились кошмары.

Я наклонилась близко к нему и напоследок шепотом сказала еще, что его мать и отец снова соединились в другом царстве, нам непостижимом, но дедушка в нем скоро окажется и что оба родителя будут его там ждать. Наконец я встала с колен и присела на корточки, не понимая, удалось ли мне достучаться до него. Его лицо не изменилось, глаза оставались стеклянными. Но вдруг его тонкие губы зашевелились, и казалось, будто он хочет что-то сказать.

Я наклонилась к нему и спросила:

— Дедушка, что ты хочешь сказать?

Губы искривились, собираясь произнести какое-то слово, но они не слушались и дедушке требовались большие усилия.