|
Вскоре она снова появилась, следом за ней шла какая-то женщина. Миссис Таунсенд была внушительных размеров, она передвигалась, словно паровая машина. Ее платье, фасон, которого, видно, отставал на несколько лет от фасона платья Гарриет, было из черного бомбазина с высоким воротником, опущенными плечами и огромным турнюром. Это широкое платье, более громоздкое, чем платье Гарриет, занимало большую часть гостиной и показалось мне старомодным. Ног миссис Таунсенд не было видно, что придавало ей сходство с железнодорожным локомотивом. Она ходила, выпятив пышную грудь. Лицо этой женщины было суровым и некрасивым, судя по всему, она не стремилась улучшить свою внешность. Густые длинные волосы, скрученные на голове, прикрывал маленький белый чепчик, отчего она напоминала королеву Викторию, только была выше ростом.
Рядом со мной раздался грохот, я повернулась и увидела, что вошел фотограф. Мужчина, похожий на крота, с кустистыми бакенбардами и припомаженными волосами, не без труда, ворча и стеная, втащил в гостиную несколько громоздких коробок. — Вы пунктуальны, мистер Камерон, — похвалила его миссис Таунсенд. — Мистер Таунсенд сейчас спустится. — Мадам, не успеете опомнится, как я все установлю. Семейные портреты — моя профессия, так что в этом я уже набил руку. Я заметила, что Джон поморщился и отвернулся. Мы все следили за тем, как мистер Камерон молниеносными движениями грызуна устанавливает свою аппаратуру посреди гостиной. Я зачарованно наблюдала, как из коробки извлекается фотоаппарат, похожий на аккордеон, и прикрепляется на вершине треножника. Позади него, почти до самого пола, ниспадала черная ткань. Во второй коробке оказались деревянные кассеты, бутылочки с этикетками, на которых значились различные составы. Мистер Камерон с помощью Джона отодвинул диван от стены, затем принялся настраивать фотоаппарат по высоте и расстоянию. — Теперь, если вам угодно, сэр, мадам, встаньте позади дивана. Этот плакат послужит отличным фоном. Он ведь с большой промышленной выставки? — Я слышу, что идет мистер Таунсенд, — сообщила мать, втискиваясь в маленькое пространство позади дивана. Я повернулась как раз в тот момент, когда он появился, пристегивая крахмальный воротник. Мистер Таунсенд тоже отличался немалыми размерами и казался грозным. Он был одет во все черное, крахмальный воротник обхватил широкий черный галстук, черные волосы были напомажены. Его лицо выделялось двумя особенностями: на нем господствовали длинные подкрученные вверх усы, будто сделанные из дерева, а меж бровей засела глубокая борозда. Нельзя было усомниться в том, что это отец Виктора, мужчина поразительной красоты и, похоже, весьма властного нрава. Он приходился мне прапрадедом. — Давайте приступим, — гулко сказал он с каким-то непонятным мне акцентом. Этот акцент напоминал кокни, миссис Таунсенд на нем не говорила, и я подумала, что мистер Таунсенд приобрел его, пока жил в Лондоне.
Семья собралась у стены под плакатом, Гарриет и Джон встали перед отцом с матерью, но так, чтобы все были хорошо видны. Цветной больших размеров плакат рекламировал «Большой глобус Уайльда», который был, если верить надписи, «чудом нашего века» и, будучи шестидесяти футов в диаметре, занимал не один выставочный зал, так что для знакомства с ним требовалось несколько часов. Хотя на нем не значилось даты, я догадывалась, что это сувенир более счастливых времен. Мистер Камерон быстро и умело делал свое дело, он то исчезал под черным покрывалом, то появлялся из-под него, двигал меха фотоаппарата то туда, то сюда, затем, удостоверившись в надлежащей резкости объектива, неподвижно закрепил аппарат. Фотограф вложил в аппарат две кассеты, еще раз нырнул под покрывало и предупредил: — Сейчас я выключу свет. Прошу не двигаться. |
