|
Допустим. И что искал его в самых несуразных местах из-за сумасбродной Басеньки — тоже понятно. Не понятно только, почему делал это втайне от меня. Тут могут быть разные объяснения. Например, он занимается каким-нибудь нелегальным бизнесом, мошенничеством, злоупотреблениями, не знаю, чем еще, и очень не хочет, чтобы Басенька знала об этом. Вот и с Викторчаком не хотел говорить, пока я не выйду из комнаты. Или такой вариант: он прекрасно знает, что я — не Басенька, по каким-то своим соображениям не показывает мне этого, притворяется, что принял меня за Басеньку, а чужому человеку не желает открывать свои коммерческие тайны и боится, что я пойму, что он понял…
От всех этих сложностей голова у меня пошла кругом. Так недолго и свихнуться. Я окончательно запуталась в своих рассуждениях, но меня не покидало тревожное ощущение — что-то тут не так… Перед выходом на прогулку я наткнулась в холле на этого забитого, несчастного дуралея, и невольно в сердце закралась жалость. — Ты, конечно, так и не нашел утюга? — презрительно спросила я. — Стоит на своем месте, в комнате прислуги, как тебе и говорили. Не знаю уж, где были твои глаза… Дуралей мрачно взглянул на меня, кинул «Ну не видел!» и скрылся в кухне.
Домой я вернулась довольно поздно, никакие злые предчувствия не мутили мне душу. Мутили ее мысли о жене блондина моей мечты. Я третий раз встретила его в скверике, и во мне зародилась робкая мысль о том, что он с ней поссорился. Иначе зачем ему гулять в такую промозглую погоду по такому жалкому скверику? Занятая своими мыслями, я почти механически открыла дверь, собираясь подняться к себе, но в холле меня поджидал муж. Вид его был ужасен — руки по-наполеоновски скрещены на груди, ноги широко расставлены, мрачный взгляд исподлобья выражал отчаянную решимость, а сквозь стиснутые зубы прорывалось странное, глухое урчание. Удивленная, я остановилась у двери. Что бы это значило? Муж сделал резкий выпад вперед одной ногой и неожиданно рявкнул громовым голосом: — Распутница!!! Я остолбенела. Что на него нашло? Всего можно было ожидать от такого человека, но только не этого. Да какое он имеет право?! А муж продолжал бушевать. Убрав ногу на место, он сделал выпад другой — ну прямо гимнастические упражнения! К тому же принялся угрожающе размахивать руками и наконец, погрозив мне кулаком, завыл, на этот раз для разнообразия дискантом: — Потаскуха!!! Мне все известно! Не позволю марать мое доброе имя! Не позволю шляться по сточным канавам! Я совсем обалдела. При чем тут сточные канавы, Господи Иисусе! Это о моих прогулках по скверику, что ли? Ну мокро там, в самом деле, ну грязно, но мараю я Басенькину обувь, а не его доброе имя. Напился, хватил лишнего? Я не столько испугалась, сколько удивилась, и опять не знала, как поступить. Обидеться и уйти? Принять активное участие в семейном скандале? Никаких инструкций на сей счет я не получила, опять упущение. А муж тем временем совсем распоясался: — Хватит с меня твоих хахалей! Больше я не потерплю. Ты моя жена или не моя? Убью эту скотину. Убью-у-у!!! Скотиной, которой грозила опасность, мог быть лишь Стефан Паляновский. Будучи Басенькой, я должна встревожиться за здоровье любовника. Надо как-то утихомирить мужа. А тот неистовствовал. Он рычал, как раненый буйвол, мешая мне собраться с мыслями. — Заткнись! — рявкнула я, воспользовавшись передышкой законного владельца Басеньки перед очередным воплем. — Люди услышат! Буйвол замер с занесенным кулаком. С носа слетели очки, он поправил их свободной рукой. Спокойно двинувшись к лестнице, я выразительно покрутила пальцем у лба и холодно заявила: — И вообще, в таком тоне я отказываюсь говорить с тобой. Ни по каким сточным канавам я не шляюсь, не говори глупостей. |
