Грохот дверей еще долго звучал в полной тишине помещения.

Глава 6

— И зачем ты сейчас эту тему поднял? — вздохнул великий князь Выборгский, глядя на государя. — Емельян тебя поддерживает…

Михаил II посмотрел на него, приподняв бровь.

— А ты считаешь, Рюриковичи могут сейчас позволить себе укрывать предателя? — спросил царь. — Дело получило огласку. О причастности Василия знают даже заграничные послы. Мы ведем войну с такими же предателями. И ты просишь меня простить одного из них?

Михаил Викторович склонил голову.

— Это разные вещи.

— Да? Может быть, ты забыл, сколько раз Емельян уже прикрывал сына? — произнес Михаил II. — Я пощадил Василия год назад, Емельян мне клялся, что сын оправдает. И что мы видим? Это так великий княжич оправдывает мое милосердие? Почему же тогда он должен жить, ведь боярина Морозова я не пощадил за куда меньший проступок, и заметь, в мирное время. А сейчас идет война. И врагов Русского царства мы должны карать, а не прятать их от закона. Думаешь, мне не жаль Емельяна? Думаешь, я ему не сочувствую? Но он в ответе за то, как воспитал своего сына. Почему твои дети себе подобного не позволяют? Почему понимают, что титул великого князя — это огромная ответственность, а не право творить все что вздумается?

Соколов покачал головой.

— Можно было бы обойтись изгнанием, — ответил он. — Вычеркнуть из рода, превратить в царского человека и забыть о нем.

— Закон требует лишить его жизни, — вставил великий князь Киевский. — И где мы окажемся, если сами свои законы начнем нарушать? Будет вторая Польша. Каждый творит что вздумается, и никто ни за что не отвечает.

Соколов кивнул.

— Ты государь, тебе решать, — глядя на Михаила II, произнес великий князь Выборгский.

Царь поднялся с кресла, опираясь на стол кулаками.

— На сегодня собрание окончено. Через неделю соберемся снова, все обсудим. А пока что — все свободны. Романов!

— Да, государь? — отозвался я, вновь поднявшись с кресла.

— Пойдешь со мной. Поговорим наедине.

— Как пожелаешь, государь.

Великие князья дружной группой встали и направились к выходу. Я же последовал за Михаилом II в комнату, где ждал до этого разрешения войти в переговорную.

Слуга Кремля закрыл за нами и вновь остался по другую сторону дверей. За время моего отсутствия здесь уже поставили небольшой стол, заставленный блюдами с закусками и пустыми чашками. Кофейник и чайник расположились по разным углам стола.

— Садись, Дмитрий, — махнув рукой на диван напротив себя, велел Михаил II.

Я опустился на сидение и сложил руки на коленях. Царь неспешно налил себе чая, настолько крепкого, что он по цвету мало отличался от кофе. Полагаю, если бы не Ерофеев, государя уже бы удар хватил от такого пойла.

— Не стесняйся, — предложил Михаил II. — Редко когда придворный может похвастаться, что в первый же день делил со мной трапезу.

Я склонил голову.

— Благодарю за честь, государь.

После чего взял чашку и налил себе кофе. Но пить первым не стал — как бы там ни было, а царь все равно остается царем.

— Сперва перекусим, потом поговорим, — сообщил он, накладывая на черный хлеб черную икру.

Я ее никогда не понимал, хотя и признавал полезность. Михаил II же явно деликатес любил, так как за первым куском последовали и второй, и третий. Не забывал государь и мясной нарезкой угощаться. Как и всем остальным, чему слуги нашли место на столе. Если после полдника останется хоть крошка, я буду крайне удивлен — отсутствием аппетита государь явно не страдал.