— Ты точно не будешь скучать по Нью-Йорку? — вновь спросил Тревис, все еще не до конца веря, что Фин хочет выйти за него и растить их ребенка под широким небом Колорадо.

— Мое место здесь, с тобой, на этом красивом ранчо. Я хочу растить наших детей здесь, в этом замечательном месте. Я хочу каждую ночь заниматься с тобой любовью на той большой кровати наверху. Я хочу сидеть с тобой на качелях и смотреть, как наши внуки играют во дворе.

Тревис тоже хотел этого, но его горло сжалось, и только поцелуем он смог выразить переполнявшие его чувства.

Через долгое время он поднял голову и улыбнулся.

— Кого, ты думаешь, твой отец назначит главным редактором «Обаяния»?

— Не знаю. — Она усмехнулась. — Но сделать это ему придется очень скоро, потому что теперь я буду лишь изредка приезжать в Нью-Йорк, чтобы повидать Джесси, Кейда и других членов семьи.

Подумав об отце, Фин закусила губу.

— Почему бы тебе не позвонить ему?

Она вздохнула.

— Я не знаю, что ему сказать.

— Начни со слова «Привет!». — Тревис протянул ей телефон. — Остальное придет само.

Пока она набирала номер, Тревис ушел в кухню, и Фин поняла, что он не хочет ей мешать. Но он не должен беспокоиться. Она не намерена таить от него секреты.

К счастью, к телефону подошла Мэв.

— Привет, мама.

— Финни, как приятно слышать твой голос.

— Я тоже рада слышать тебя. — После нескольких пустяковых шуток Фин спросила: — Патрик уже вернулся домой?

— Да, дорогая.

Фин закрыла глаза, набираясь храбрости.

— Я могу с ним поговорить?

Голос Патрика раздался через пару секунд.

— Здравствуй, Финола.

Глубоко вздохнув, она вынудила себя заговорить о событиях, которые произошли больше двадцати лет назад.

— Я хочу услышать правду, Патрик. Ты когда-нибудь сожалел, что вынудил меня отказаться от Джесси?

Она услышала его быстрый вздох, а потом наступило долгое молчание. Когда он, наконец, заговорил, в его голосе была хрипота, которую она никогда раньше не слышала.

— Я считал, что это было лучшим для тебя в то время, Финола. Но теперь, оглядываясь назад, я думаю, что, весьма возможно, это было наихудшее решение, какое я когда-либо принял.

Меньше всего Фин ожидала услышать признание Патрика, что он был не прав.

— Ты никогда не говорил мне этого.

Последовала недолгая пауза.

— Я не знал, как сказать это тебе, но потом я очень сожалел, что пренебрег твоим счастьем из-за собственной гордости и желания сохранять приличия.

— Ради справедливости, думаю, следует признать, что и я не хотела разговаривать с тобой.

— Я… — он остановился, чтобы прочистить горло, — доволен, что мы наконец поговорили открыто, девчушка.

Из-за того, что он назвал ее так, как в детстве, слезы появились у нее на глазах.

— Я тоже, папа.

— Я… люблю тебя, Фин. Сможешь ли ты когда-нибудь найти в своем сердце силы простить меня?

Теперь слезы потекли у нее по щекам.

— Да, папа. Я прощаю тебя.

Они долго молчали, будто им было нужно время, чтобы привыкнуть к примирению.