По–моему, он ею очень доволен, я видела, как он вез ее вчера в машине.
— Неизвестно, что может взбрести ему в голову, — сердито проворчал Бугель. — Он вами тоже интересуется. Расспрашивал. Они в своем клубе бог знает что вытворяют.
Офицерский клуб находился за городом в бывшем доме отдыха. Теперь это место пользовалось дурной славой. Впрочем, не у всех. Лялька — ленивая, развязная девица, бывшая буфетчица вокзального ресторана — бесстыдно хвасталась перед другими официантками, что она уже дважды побывала в офицерском клубе, и показывала браслет, подаренный Хеннигом.
Оксана оценила обстановку. Подвыпившие летчики, несомненно, будут вести деловые разговоры, и она сможет услышать много интересного. Однако, если она задержится еще на несколько часов в столовой, Тихий сегодня уже не сможет встретиться с ней.
— Господин капитан, — обратилась девушка к начальнику столовой. — Я все приготовлю, а подавать будут Лялька, Таня и Ольга. Видите ли, мне нужно в город. Я познакомилась еще с одним человеком. Возможно, этот покупатель даст дороже.
— Нет, нет, — замахал руками Бугель. — Встретитесь с ним завтра. Завтра вы можете совсем сюда не являться целый день, но сегодня вы мне необходимы. Такой случай… Кроме вас, я никому не могу доверить.
Ригель согласился отобедать за товарищеским столом, в узком кругу летчиков. Генерал заботился о своей популярности: он хотел, чтобы его не только боялись, но и любили. Тем не менее он понимал, что любовь и страх так же несовместимы, как огонь и вода. Тут очень важно было соблюсти чувство меры, удержаться на грани между доступностью товарища по оружию и недосягаемостью военного начальника.
Генерал блестяще справился с трудной задачей. Садясь за стол, он вел себя, как простой смертный, — улыбался, шутил, но в то же время от его лица и всей фигуры веяло таким холодом, точно генеральский мундир облекал не живое тело, а обтесанную глыбу сухого льда.
Когда все уселись и рюмки были наполнены, поднялся Хенниг и предложил выпить за здоровье прославленного командира дивизии. Ригель выслушал тост, прикрыл глаза ресницами и иронически скривил тонкие губы. Он давал понять, что ему не по душе чрезмерное внимание к его особе, и он не желает слушать льстивые слова.
— Господа! Мы собрались здесь как товарищи–друзья. Давайте на время обеда забудем о чинах. Я предлагаю тост: выпьем за самую прочную сталь — за солдатское товарищество, выкованное нашей общей военной судьбой в огне сражений.
Он чокнулся со всеми, выпил и закусил двумя ломтиками сыра, рассказал анекдот о Черчилле и его сыне–летчике, развеселил всех и, взглянув на часы, вдруг стремительно поднялся. Тотчас же вскочили на ноги все, кто сидел за столом:
— Я очень тронут, господа… — строго сказал генерал. — Благодарю за доставленное удовольствие. К сожалению, я должен с вами попрощаться. Нет, нет, меня не надо провожать. Оставайтесь на своих местах. Желаю вам весело провести время.
Он взглянул только на Вернера и улыбнулся ему снисходительно–одобрительной улыбкой.
Как только генерал и его адъютант покинули зал, компания за столом повела себя более непринужденно. Подполковник Хенниг сразу же приказал убрать со стола рюмки и заменить их стаканами. Сперва налили по полному стакану Вернеру и обер–лейтенанту Хольцу. Они постились несколько недель и теперь должны были выпить штрафную порцию.
Началась попойка.
Оксана наблюдала за «воскресшими». Оба уже успели сбрить бороды, переодеться в военную форму и ничем не напоминали тех оборванцев, какими они явились на аэродром.
Лицо майора Вернера с нежным румянцем на чистой молочной коже казалось совсем юным. Чудесными были его длинные светлые волосы. Они блестели, как… Оксана долго подбирала сравнение и наконец нашла — волосы летчика своим цветом и блеском напоминали овсяную солому: именно такой бывает она после обмолота. |