Последний, проводив своего друга, вышел опять, закрыл дверь и снова сел на свою лошадь, лучшую из тех, которые питались альфальфой в безграничных прериях эстансии его отца.
Проезжая под большой аркой Recva, он заметил дежурного генерала и его конвой, подъезжавших к площади Двадцать пятого мая. Они снова раскланялись друг с другом на краю крепостного рва и после исполнения военных формальностей въехали вместе в крепость.
Ночь была, как мы уже сказали, очень тихая, поэтому на большом дворе форта и в коридорах было заметное оживление: алькальды, мировые судьи, их лейтенанты и ординарцы стояли группами и курили кому что нравилось, тем же заняты были половина корпуса серенос и почти весь штаб.
В эту ночь весь разношерстный гарнизон крепости, по приказанию генерал-инспектора Пинедо, был под командой Мариньо.
Невозможно описать изумление подполковника Мариньо, когда он заметил дона Мигеля в обществе генерала Мансильи: он полагал, что молодой человек находится в трех лье от города, на вилле.
Дон Мигель не знал, что Мариньо в ту ночь командовал крепостью, однако он не обнаружил никакого удивления и, понимая, что происходило в душе редактора «Торговой газеты», он сказал, обращаясь к дежурному генералу:
— Вот что называется служить, генерал! Сеньор Мариньо оставил перо и взялся за шпагу.
— Это не более чем исполнение долга, дель Кампо! — отвечал Мариньо, еще не оправившись от своего изумления.
— И вот что называется бдительностью: здесь никто не спит! — произнес дежурный генерал.
— Чего мы нигде не видели! — прибавил Мигель, окончательно сбивая с толку Мариньо, который не знал, как ему себя держать.
Командир серенос терялся в догадках. Направляясь в зал, где был приготовлен ужин, Мариньо не удержался и спросил дона Мигеля, от смущения почти не сознавая сам, что он говорит:
— Итак, кабальеро, вы провели эту ночь верхом?
— Почти.
— Ага!
— Я оставался до семи часов вечера у сеньора временного губернатора, а перед тем как присоединиться к генералу, направился к Эль-Ретиро, чтобы прогуляться.
— К Ретиро со стороны Сан-Исидро?
— Вот именно, со стороны Сан-Исидро, но я вспомнил, что у меня есть одно дело в Эль-Сокорро, поэтому я должен был прекратить свою прогулку, от всей души позавидовав всаднику, ехавшему впереди меня, которому, вероятно, не надо было поворачивать с этой дороги.
— Перед вами?
— Да, со стороны Сан-Исидро, по верхней дороге, — отвечал Мигель, окончательно заставляя Мариньо потерять
голову. — Что поделать, — прибавил он, — у нас нет ни минуты отдыха.
— Это правда!
— Ах! Если бы я обладал вашим талантом, сеньор Мариньо, если бы я владел пером так, как вы, то мои досуги были бы посвящены нашему святому делу, а то теперь я бегаю туда и сюда, днем и ночью, не принося пользы Ресторадору.
— Каждый делает то, что может, сеньор дель Кампо! — холодно ответил Мариньо.
— Ах, когда, наконец, у нас будет мир и когда увидим мы торжество тех блестящих федеральных принципов, которые вы проповедуете в своей газете!
— Когда не будет более ни одного унитария ни явного, ни тайного!
В эту минуту адъютант позвал их к генералу. Они направились в зал, где за столом, уставленным аппетитными блюдами и дорогими винами, сидело человек пятнадцать,
— Ну, дель Кампо, чего вы хотите? — сказал генерал Мансилья.
— Я не буду есть, сеньор, но выпью за победу нашего федерального оружия.
— И во славу Ресторадора законов! — прибавил Мансилья.
Стаканы были опрокинуты, но в молчании. |