Уложение царя Федора едва ли когда-либо будет разыскано. Опираясь на строго проверенные показания источников, можно лишь высказать предположение, что и запрет крестьянских переходов в рамках заповедных лет, и пятилетние урочные годы были введены в жизнь посредством временных правительственных распоряжений, не облеченных в форму развернутого, мотивированного законодательного акта.

При Лжедмитрии I власти предприняли попытку систематизировать законы, изданные с начала 50-х годов XVI в. до 1 февраля 1606 г. В этих целях и был составлен Сводный Судебник 1606–1607 гг., включавший подробные разделы (грани) о крестьянах. Составители Судебника имели в своем распоряжении фонды Поместного приказа, из стен которого вышли все важнейшие постановления по крестьянскому вопросу. Тем не менее компетентные приказные правоведы не смогли найти никаких законодательных памятников царя Федора о крестьянах, за исключением одного лишь указа 1597 г. Если московские правоведы, систематизировавшие законодательство царя Федора, не обнаружили этот указ или уложение о крестьянах через 13 лет после его издания, имея под руками сохранные архивы, то это может иметь только одно объяснение: безуспешно разыскиваемый указ, по-видимому, никогда не был издан.

Отмена долгих заповедных лет и осуществление на практике норм пятилетних урочных лет первоначально не изменили взгляда на запрещение крестьянских выходов как на меру временную. Своеобразным свидетельством тому служит приговор старца Иосифо-Волоколамского монастыря Мисаила о монастырских крестьянах. Мисаил, в миру Михаил Андреевич Безнин, был человеком широко известным в тогдашнем русском обществе. Бывший воспитатель царевича Федора, он многие годы сидел в Боярской думе и лишь в 1586 г. вынужден был уйти в монастырь из-за происков Годунова. Очень скоро энергичный старец взял в свои руки дела одного из крупнейших монастырей страны. В 1595 г. Мисаил предписал приказчикам Иосифо-Волоколамского монастыря по «кабалам денег на крестьянех не имати, которые учнут за монастырем жити, а будет государь изволит крестьяном выходу быть, и которые крестьяня пойдут из-за монастыря, и на тех крестьянех по тем кабалам деньги имати… в казну в монастырскую». Свое решение о невзыскании денег по кабалам старец Мисаил поставил в прямую зависимость от продления или отмены закона о запрещении выхода. Очевидно, он считал названный закон временным нововведением. Поскольку Безнин был практическим дельцом и знал настроения в правительственных кругах, его слова приобретают особое значение.

Трудно составить точное представление о тех политических разногласиях, которые возникли в думе в связи с подготовкой и изданием крепостнических законов. При Василии Шуйском руководители Поместного приказа утверждали, будто царь Федор запретил крестьянам переходы «по наговору Бориса Годунова, не слушая советов старейших бояр». В подобном утверждении, вероятно, была доля истины.

Пока Годунов не стал полновластным правителем государства, меры в отношении крестьян носили половинчатый характер. Слабое, раздираемое внутренними противоречиями правительство царя Федора поначалу не обладало ни решимостью, ни средствами для радикального и окончательного разрешения крестьянского вопроса. Оно не могло ни отменить одним ударом нормы Судебника, ни восстановить Юрьев день в качестве регулятора крестьянских переходов. Только к середине 90-х годов Годунов добился более прочной политической стабилизации и под давлением дворянства приступил к окончательной ликвидации Юрьева дня.

Можно ли доверять утверждению Поместного приказа, будто старейшие бояре противодействовали крепостнической инициативе Бориса Годунова? Это утверждение носило явно полемический характер. Поместная справка была составлена при Шуйском в разгар Крестьянской войны, когда рискованность такой меры, как закрепощение крестьян, была слишком очевидной.