Наполеон тотчас же предложил свою руку дочери австрийского императора, и со стороны венского двора никаких проволочек не последовало, ибо инициатива Бонапарта отвечала стремлениям Австрии к союзу с Францией, что достигалось столь быстрым и безболезненным актом. Однако это же превращало Россию во врага Франции, ибо сватовство воспринималось не столько матримониальным, сколько политическим действием, которое могло прояснить истинные отношения монархов друг к другу лучше, чем официальные дипломатические ноты и доверительные личные послания.

Разумеется, австро-французский союз был в значительной мере вынужденным, но все же он представлял собой неприятную реальность, с которой приходилось считаться.

Другим, еще более вынужденным, но тем не менее существовавшим, союзом был прусско-французский. Гарнизоны Наполеона стояли почти во всех прусских крепостях, король Фридрих Вильгельм III находился на положении пленника и не мог отказаться от предложенного ему противоестественного антирусского альянса.

И хотя 12 февраля 1812 года прусский король подписал союзный договор с Наполеоном, в России к этому отнеслись совершенно спокойно и с должным пониманием: Александр даже известил Фридриха Вильгельма III, что по-прежнему считает его своим союзником, и обещал после победы над Наполеоном вознаградить Пруссию.

«Наставление господам пехотным офицерам в день сражения»

В 1812 году, еще до начала Отечественной войны, Барклай-де-Толли написал «Наставление господам пехотным офицерам в день сражения».

Ниже приводятся выдержки из него.

«Наставление» предписывало: «Когда фронтом идут на штыки, то ротному командиру должно также идти впереди своей роты с оружием в руках и быть в полной надежде, что подчиненные, одушевленные таким примером, никогда не допустят его одного ворваться во фронт неприятельский».

В этом же «Наставлении» говорилось: «Офицер может заслужить почетнейшее для военного человека название – друг солдата. Чем больше офицер в спокойное время был справедлив и ласков, тем больше в войне подчиненные будут стараться оправдать сии поступки и в глазах его один перед другим отличиться».

«Наставление» требовало жестокой кары по отношению к малодушным и требовало, чтобы труса и паникера, который во время боя кричит: «Нас отрезали!» – после окончания военных действий прогнали сквозь строй, а если такой проступок совершит офицер, то его следовало с позором изгнать из армии.

«Храбрый не может быть отрезан, – утверждалось в „Наставлении“, – где бы враг ни оказался, нужно к нему повернуться грудью, идти на него и разбить…» Войскам надлежало «к духу смелости и отваге непременно присоединить ту твердость в продолжительных опасностях и непоколебимость, которая есть печать человека, рожденного для войны… Сия-то твердость, сие-то упорство всюду заслужат и приобретут победу».

Шпиономания в России

Меж тем от русских агентов за границей в Петербург шло множество сообщений о передислокации наполеоновских войск, о беспрерывном движении огромных колонн и обозов к русской границе.

Россия была переполнена рассказами и слухами о деятельности наполеоновских агентов, проникавших под видом бродячих комедиантов, фокусников, гувернеров, лекарей, музыкантов, землемеров, странствующих монахов, художников, учителей. Министр полиции А. Д. Балашов нацелил военных и гражданских губернаторов на то, чтобы всеми способами пресекать шпионскую деятельность вражеских агентов.