Рене Генон в своем фундаментальном исследовании «Власть количества» подробно касался разного рода псевдонаучных гипотез и фальсификаций, идеологическая цель которых — внедрить в социальную жизнь грубый животный материализм и отрезать людей от самой мысли о Первоисточнике их бытия и об их действительном происхождении, убедить массы людей в том, что они всего-навсего «рациональные животные», не могущие претендовать на какую-либо форму бессмертия. Сам Дарвин — он был религиозным человеком — не придерживался такого взгляда, его просто использовали.

Данилевский (главный великий труд «Россия и Европа») еще задолго до Шпенглера обосновал учение о культурно-историческом типе цивилизации и о человечестве как о сочетании нескольких разных цивилизаций, имеющих свои собственные задачи. Он обосновал невозможность существования некой единой общечеловеческой цивилизации, показав, что на таковую обычно претендует наиболее сильная в данный момент цивилизация, которая обычно пытается подавить другие и присвоить себе право называться «общечеловеческой» за счет других. Все последующее развитие истории только подтвердило эти положения Данилевского. (Кстати, с Церковной точки зрения только Антихристу удастся объединить на время людей). В своем отношении к славянству и к России Данилевский, надо сказать, был довольно радикален, более радикален, чем даже ранние славянофилы, ибо он полностью — и впервые! — выделил Россию как особую самостоятельную внеевропейскую цивилизацию, предсказав ей великое будущее. Более того, Данилевский писал: «Европа видит поэтому в Руси, в Славянстве, не чуждое только, но и враждебное начало». Причину этому Данилевский видел в принципиальной разнице культурно-исторических типов России и Запада, поэтому он считал, что Запад обречен на ненависть к нам, которая не только обосновывается им геополитически (Россия — сильный, опасный конкурент), но и на «органическом» и духовном уровне: Запад видит в России и православии «чужое», в глубине несовместимое с ним и потому глубоко враждебное. По отношению к русскому народу с его патриархально-крестьянским смирением, кротостью и глубочайшим религиозным чувством (что засвидетельствовано, например, и в литературе: Тургенев, Толстой, Достоевский и др.) Данилевский придерживался традиционно славянофильских взглядов о народе-богоносце, более или менее близком по духу к народу древней Святой Руси, Руси, которая как бы покоится внутри России XIX века, и делает Россию истинной хранительницей православия.

Впоследствии «славянофильство» утратило свой славянский пафос (из-за скепсиса в плане духовной близости западного славянства к России), фактически на арену вышла потом «русская идея» (Бердяев, Федотов, И. Ильин), продолжающая, однако, многие положения славянофилов, но уже в отношении России.

Леонтьев — умерший позже Данилевского — уже предвидел грядущую постхристианскую эпоху, черты которой уже проглядывали в конце XIX века на Западе, хотя чисто формальный налет «религиозности» в то время еще сохранялся там. Он был консерватор-радикал, даже революционер в своем консерватизме. Более того, фактически Леонтьев был до известной степени предшественником Рене Генона. Конечно, Леонтьев не обладал такими эзотерическими знаниями, как Рене Генон, но его интуиция была направлена именно в сторону «генонизма». Необходимо уточнить, что понятие «эзотеризм» употребляется здесь и в дальнейшем в его истинном значении: не как некое «секретное» учение, а как такое понимание самой мировой духовной традиции во всех ее вариантах от ислама до индуизма, например, которое неизбежно доступно только ограниченному числу людей (в отличие от экзотеризма, который трактует то же самое, но обращаясь уже ко всем людям без исключения).