— Вы не знаете, — спросил я, — почему он завещал дом мне?

— Наверное, некому более, — предположила соседка. — Я не знала, что он подписал дом, нотариус объявил. Павлович ему приказал так сделать, заплатил за розыск наследника. Предусмотрительный был человек, умный…

Я проводил Глафиру до ворот, вернулся в дом и распаковал сумку. Развесив одежду по спинкам стульев, достал запечатанный конверт: нотариус вручил его вместе со свидетельством. Читать наставления покойного мне не хотелось, и я бросил конверт на стол. На веранде нашлось ведро, я набрал воды в колонке, умылся и почистил зубы. Хотелось спать. Я встал рано, трясся в автобусе, полдня ушло на бумажные дела. А тут еще соседка…

В шкафу обнаружилось постельное белье, с виду чистое, я застелил постель и собирался прилечь, но все же, мучимый совестью, вернулся к столу. Последний долг покойному следовало отдать. В тусклом свете маломощной лампочки конверт выглядел непритязательно: тонкий, потертый. Я оторвал полоску сбоку, достал сложенный листок бумаги, развернул. На листке было только одно слово: «Ищи!»

«Ветра в поле! — подумал я, бросая листок на стол. — Ищите и обрящете!»

Глафира была права насчет странностей…

Я провалился в сон, и мне привиделась Светка. Обнаженная, с дерзко торчащими сосками маленьких грудей, она тянула ко мне руки и зазывно улыбалась. Худшего окончания тяжелого дня и придумать было трудно…

Проснулся я на рассвете и некоторое время лежал, прислушиваясь. Было непривычно тихо — до глухоты в ушах. В большом городе я отвык от тишины. Там постоянно что-то шумело, если не машины под окном, то соседи сверху или вода в трубах… Вставать мне не хотелось, жить — тоже. Светка мучила меня всю ночь. Приходила, садилась на край койки и, улыбаясь, расстегивала блузку. Я протягивал руки, но она отодвигалась, грозя мне пальцем. Я пытался встать, но тело не подчинялось. От горечи я заплакал.

— Пожалуйста! — попросил я. — Не мучь меня больше! У меня нет сил!

— Ты сам не отпускаешь меня! — возразила она.

— Я тебя люблю!

— Я знаю, — вздохнула она. — Я тебя тоже люблю. Но меня больше нет, а ты страдаешь.

— Как же мне быть?

— Не держись за меня! — сказала она. — Забудь! Это единственный выход.

— Ты не обидишься?

— Мне здесь хорошо! — возразила она. — Немножко не хватает тебя, но это временно — я еще не привыкла. Придет время, и ты поймешь. Но это будет не скоро, тебе еще долго.

— Я могу ускорить.

— Глупый! — Она наклонилась и коснулась губами моих глаз. — Какой же ты глупый! Я тебе ускорю! Разлучишь нас навсегда! Живи, любимый! Я тебя очень прошу!

…Мы познакомились на пляже. Стояла жара, весь город устремился к реке, и пляж был полон. Я отыскал свободное местечко и почти сразу заметил девчонку, лежавшую рядом. На пляж я пришел купаться, а не за клубничкой, но Светку не заметить было нельзя. У нее были милое личико, тоненькая фигурка и голубые глаза. Цвет глаз я разглядел позже, поскольку в тот момент их скрывали солнцезащитные очки, вдобавок она лежала, уткнувшись в книгу.

— Присмотрите? — спросил я, сбросив одежду.

Она кивнула, не отрываясь от чтения. Я забрался в реку, с удовольствием поплавал и понырял, доставая дно, и, довольный, вылез на берег. Я пробирался среди распластанных на песке тел, стараясь не наступить на чью-либо руку или ногу, поэтому смотрел вниз. А когда поднял голову…

Жара в тот год выпала на День ВДВ. Центр города заполонили парни в голубых беретах и тельняшках; а также ОМОН, предвкушавший пьяные разборки.