— Но в этом портфеле неопровержимые документы…

— Если там такие же документы, как те, что вы мне как-то показывали, берегитесь, ротмистр! Как видите, я оказался пророком: нам грозит скандал, и не только дипломатический… А главные действующие лица этого скандала — мы с вами. Вернее, я, потому что в глазах начальства выгляжу инициатором акции, а вы — лишь исполнителем.

— Разве Киёмура не собирал важнейшие данные, Владимир Алексеевич?

— Вы опять о том же! Ответьте честно: это разведданные? Секретные какие-нибудь сведения?

— Нет, но…

— Ваше «но» никого не интересует! Да неужели японцы решились бы сделать представление градоначальнику, если бы в портфеле находились действительно компрометирующие их документы?

— Там находится список, составленный Киёмурой и переданный им морскому атташе Танаке Хироси. Этот документ выявляет обоих как резидентов разведки и показывает: отправляясь в Россию, Киёмура обязался скупать для промышленной фирмы «Ицуми» патентные отходы. Список сопровожден предложением Танаки разделить премию, которую обещает фирма Киёмуре. Вот перевод, сделанный мною. Ознакомьтесь — и вы увидите, что я прав.

Курново надел очки, пробежал глазами текст перевода.

— Ну и что? Если так называемые отходы нужны фирме «Ицуми», ради бога, пусть их покупает. То же самое касается и взаимоотношений японцев между собой и фирмой. Это их сугубо личное дело. Детали соблюдения самурайского кодекса не могут волновать контрразведку.

— Меня в данном случае волновал не сам кодекс. Взятые отдельно, эти изобретения могут считаться отходами, но собранные вместе…

— Да хоть вместе, хоть порознь! Бумаги, представленные вами, не составляют компрометирующего материла, это ясно каждому. По какой инструкции мы обязаны предъявить претензии? Выход в сложившейся ситуации у нас, а вернее, у вас только один: немедленно вернуть портфель господину Танаке. Вернуть и извиниться перед ним. Придумайте какое-нибудь объяснение, скажите, что действовали как частное лицо, решайте сами, как выпутаться, но портфель верните! И не медлите с этим! Это приказ, и надеюсь, он будет выполнен. Вы поняли, Александр Ионович?

— Да, понял, Владимир Алексеевич. Будет выполнено.

— И еще одно. Прошу не считать это сведением счетов, хотя у меня есть все основания быть вами недовольным. Надеюсь, вы поймете меня правильно. После случившегося ваше пребывание в ПКРБ представляется нежелательным. Учитывая вашу безусловную старательность, я подумаю о том, чтобы перевести вас в пристойное место.

Кажется, о записке Курново пока не знает. Значит, до субботы… Хотя у полковника могут быть другие каналы связи с Танакой. Нет, вряд ли. Иначе бы не существовало и самой записки.

— Вы поняли, ротмистр?

— Да. Разрешите идти?

— Выполняйте.

32.

Сойдя у Исаакия, Губарев ровно в четыре подошел к памятнику Петру и огляделся. Как всегда летом, у Медного всадника было людно, толпились приезжие, гуляли няни с детьми. Он медленно обошел постамент, остановился, по привычке оглянулся — нет ли хвоста. Снова двинулся, разглядывая извивающуюся под копытом змею, вдруг услышал знакомый голос:

— Не волнуйся, Саша, все чисто.

Зубин. Хромая, обогнул его, сказал, морщась от усилий:

— Ты сейчас в опасности? Это так? Что смотришь? Видишь, вышел.