Как бы я хотел оказаться сейчас на его месте, бить японца и мстить за ребят! Моих ребят, пусть некоторые из них годились мне в отцы.
Второй гость просачивается в палату сразу после полуденного сна. У него крупная седая голова, мясистый, изъеденный оспинками нос, бородка клинышком, серые глаза смотрят на мир сквозь толстые стёкла пенсе. На вид ему слегка за сорок, на нём приличный тёмный костюм-тройка, сорочка и тщательно подобранный галстук.
Он втягивает ноздрями пропахший карболкой воздух, недовольно морщится, но, завидев меня, улыбается.
— Господин Гордеев?
— С-с к-к-кем имею ч-честь?
Вместо ответа он протягивает мне визитку. Если верить тому, что в ней написано, меня посетил журналист — некто Яков Семёнович Соколово-Струнин.
В руке у посетителя появляются блокнот и карандашик.
Возвращаю визитку.
— К-ка-акое изд-дание пр-представляете?
— Я сотрудничаю сразу с несколькими газетами и журналами, — улыбается Соколово-Струнин. — В настоящий момент нахожусь в командировке от «Русской Свободы».
Название газеты мне ничего не говорит, как и фамилия его обладателя. Правда, что-то меня конкретно напрягает. Насколько мне известно, слово «свобода» не особо в ходу у власть предержащих.
— Господин Гордеев, не стану ходить вокруг да около. Не возражаете дать интервью для нашего издания?
— П-почему в-вы в-выб-брали меня?
— Ну как же! Ваше имя сейчас у всех на слуху! Разумеется, «Русская Свобода» не могла пройти мимо…
— П-п-простите… Г-где п-п-печатается в-ваша газета?
— Наша типография находится в Лондоне, но, не обману вас, если скажу — нас читает вся прогрессивно мыслящая Россия! — самодовольно ухмыляется он.
Значит, Лондон… Ассоциации, прямо скажу, нехорошие. Первым на ум приходит Герцен, которого разбудили декабристы…
— Я понимаю, вы ранены, но врач сказал, что у меня есть десять минут. Целых десять минут.
— С-спрашив-вайте! — сдаюсь я.
Может, просто зря себя накрутил. Мало ли какие газеты печатаются сейчас за бугром. Дома почти все гайки закручены.
— Кто победит в войне? — выпаливает первый вопрос Соколово-Струнин.
Ответ на него мне известен. Причём, слишком хорошо известен. Хотя, я делаю всё, чтобы этого не произошло.
Сказать этому Соколово-Струнину правду? Интуиция мне подсказывает: а ведь он обрадуется. Нутром чую: известие о поражении России примет как благую весть.
А вот хренушки!
— М-мы!
— Мы — то есть Россия? — уточняет он.
— К-кон-нечно!
— Вы в этом уверены.
Короткий кивок.
— Хорошо, — вкрадчиво продолжает он. — Допустим, вы твёрдо верите в нашу победу, хотя факты… Факты говорят обратное. Порт-Артур взят в осаду, практически по всему фронту наша армия пятится как рак… Даже здесь единственное светлое пятно — удержанные вашим отрядом вражеские позиции. Пиррова победа! — почти выкрикивает он.
Говорю не своими, но такими правильными словами, которые придумают позже.
— В-раг б-будет раз-збит! П-победа будет з-за нами!
— Чушь! — почти кричит он. — Какая чушь! Мы столкнулись с технологически развитым противником! Нам противостоит по-настоящему обученное и оснащённое войско, по сути европейская армия, пусть и состоящая из солдат с жёлтым цветом кожи! Вы всерьёз полагаете, что наш русский Ванька способен что-то противопоставить её железному натиску⁈ Скажу больше: на мой и не только мой взгляд, будет даже лучше, если Россия… чёрная, страшная, погрязшая в самодержавном распутстве и пьянстве Россия проиграет. Отсталая, дикая, варварская страна наконец-то поймёт, что не с её-то рылом соваться в мировой калашный ряд и пытаться вершить политику! И тогда, мы пройдём через самоочищение! Смоем с себя всю эту дикость и азиатчину, вольёмся в братскую семью европейских наций и…
Договорить Соколово-Струнин не успевает. |