— Как?

— Объявлено перемирие на четыре недели. Но де Люси по секрету сказал мне, что оно может быть и продлено в случае необходимости. Архиепископ Теобальд и епископ Винчестерский, брат короля, объединили свои усилия, чтобы заставить Стефана и Генри начать переговоры. Все это задумали и осуществили Лестер и другие знатные лорды из обоих лагерей. Они отказались дальше воевать, решив, что пора кончать взаимное истребление. Стефан и герцог должны прийти к какому-то соглашению. Ходят слухи, что король и Генри возражали, но раз и у того, и у другого нет войска, то какая может быть война.

Джоселин не хотела верить своим ушам. Лишь осознав, что Роберт говорит серьезно, она испустила радостный крик и припала к его груди. Да благословит Господь Лестера и всех тех, у кого сохранилась в голове хоть капля разума, кто решился прекратить этот разгул безумия, пока Темза не набухла от крови.

— Знал ли Генри раньше об этом заговоре, трудно судить. Но если во главе его стоял Лестер, то подозреваю, что Генри был осведомлен. Это объясняет и его великодушное поведение в тот день на реке.

— Какая разница, почему он так поступил, — проговорила Джоселин.

Ей действительно было все равно. Прижимаясь щекой к груди мужа, она ощущала, как бьется его сердце, и замирала от радости при мысли, что оно уже не остановится по какой-либо нелепой случайности завтра и в ближайшие дни и что супруг ее не сложит голову в бессмысленной битве.

— Я буду благодарна Генри до конца жизни, — тихо произнесла она.

Роберт кивнул.

— Я по-прежнему не доверяю ему и, наверное, никогда не буду доверять, но ненависть моя к нему угасла. Он сам потушил этот костер. По всей вероятности, он станет моим королем. Черт побери, какой это будет крутой поворот в моей судьбе! Все шепчутся, что Генри объявят наследником престола, а Юстас будет обойден. Конечно, так просто Юстас не смирится с этим, но за ним никто не пойдет, а в одиночку Англию он не отвоюет.

Все это уже мало интересовало Джоселин. Невыносимая тяжесть спала с ее души. Теперь она могла полностью отдаться своему счастью и в довершение открыть мужу тайну, тщательно скрываемую ею до той поры. Она не хотела отягчать его в ожидании грядущего сражения излишними заботами и беспокойством за свою жену. Сейчас она получила право на признание.

С таинственной улыбкой она произнесла:

— Я слышала, что супруга герцога ждет первенца. Что вот-вот из Анжу придет весть…

Роберт подтвердил:

— Генри надеется, что родится мальчик.

— Значит, между нашими детьми разница в возрасте будет небольшая.

Он весь напрягся, застыл.

— Ты хочешь сказать, — медленно сказал он, — что носишь мое дитя?

— Разумеется, твое, а чье же оно еще может быть?

— О, Христос! Прости, что я не так выразился… Я совсем не думал оскорбить тебя.

Джоселин рассмеялась, счастливая от того, что смогла подарить радость любимому человеку, что он принял этот дар и сам переполнен счастьем.

— Я знаю… я знаю, что ты так не думал… Это я виновата, что известие свое облекла в неподходящую форму. Я совсем потеряла голову от радости… не знала, что говорю… Скажи, Роберт, ты доволен, что у нас будет ребенок?

— Да, Джоселин, да!

— Повтори еще раз!

— Да! — Он глянул на нее озабоченно. — А когда это произойдет?

— Вероятно, в феврале.

— Голодное время, — пробормотал он. — Я часто слышал, что это плохой месяц и для матери, и для ребенка.

Джоселин улыбнулась. Ей ли было не знать, какие проблемы сразу же стали волновать его.