Его длинная тень дергается на стене коридора, когда открывается и закрывается холодильник, а потом шкафчик (слабый скрип подсказывает ей, что это шкафчик под раковиной). Слышится шум воды, стекающей в раковину, а потом он начинает мычать какую-то мелодию — кажется, «Когда мужчина любит женщину». Как раз в тот момент, когда недоношенный плод выскальзывает из нее.

Когда он возвращается из коридора, в одной руке у него сандвич — естественно, он же еще не поужинал и теперь, должно быть, проголодался, — а в другой — влажная тряпка из корзины под раковиной. Он присаживается на корточки в углу, куда она отлетела после того, как он вырвал книгу у нее из рук и три раза сильно ударил в живот — бац, бац, бац, пошел вон, чужачок. Он начинает вытирать брызги и потеки крови тряпкой. Большая часть крови и прочего окажется здесь, у подножия лестницы, — именно там, где нужно.

Убирая, он жует сандвич. Штуковина между ломтиками хлеба похожа на поджаренную свинину, которую она собиралась приготовить с макаронами в субботний вечер, — что-нибудь вкусное, что они могли бы есть, сидя перед телевизором, и смотреть ранний выпуск новостей.

Он глядит на тряпку, ставшую бледно-розовой, затем в угол, а потом снова на тряпку. Удовлетворенно кивает, откусывает большой кусок сандвича и отправляется на кухню. Когда он возвращается оттуда в следующий раз, до нее доносится слабый звук приближающейся сирены. Возможно, это «скорая помощь».

Он проходит через комнату, становится возле нее на колени и берет ее за руки. Ее передергивает, и он хмурится оттого, какие они холодные, и начинает тихонько растирать, говоря:

— Мне очень жаль… Это просто… невезуха… та сука из мотеля… — Он прерывается, на мгновение отворачивается, а потом снова смотрит на нее. На лице у него кривая улыбка. «Кому я пытаюсь это объяснить? — кажется, говорит эта улыбка. — Вот уже до чего дошло, фу-у-у-у!»

— Ребенок, — шепчет она. — Ребенок…

Он сжимает ее руки, сжимает так, что ей становится больно.

— Плюнь на ребенка и слушай меня. Они будут здесь через одну-две минуты. — Да… «скорая помощь» теперь уже рядом, она завывает в ночи, как собака Баскервилей. — Ты спускалась вниз по лестнице и поскользнулась. Ты упала. Поняла?

Она смотрит на него и не произносит ни слова. Боль в ее лоне потихоньку стихает, но теперь, когда он сжимает ее руки, становится сильнее, чем раньше. Она действительно чувствует это и начинает задыхаться.

— Ты поняла?

Она смотрит в его запавшие пустые глаза и кивает. Вокруг нее распространяется легкий аромат соленой воды и меди. Теперь вокруг нее уже не кровавый сок — теперь она словно сидит в отвратительной луже разлившихся химикалий.

— Хорошо, — говорит он. — Ты знаешь, что произойдет, если ты скажешь что-нибудь еще?

Она кивает.

— Ты убьешь меня, — шепчет она.

Он довольно улыбается, словно учитель, сумевший выудить ответ на трудный вопрос у туповатого ученика:

— Верно.

Рядом с домом, на подъездной дорожке, мигают красные огни.

Он прожевывает последний кусок сандвича и, не торопясь, выпрямляется. Он пойдет встречать их в дверях — заботливый муж, с чьей беременной женой произошел несчастный случай. Прежде чем он повернулся к ней спиной, она хватает его за манжету рубашки. Он смотрит на нее сверху вниз.

— Зачем? — шепчет она. — Зачем ты ребенка, Норман?

На его лице промелькнуло выражение, похожее на страх. Но с чего бы ему бояться ее? Или ребенка?

— Это был несчастный случай, — говорит он.