|
Вести из Акры, должно быть, уже долетели сюда. — Вы не можете войти на территорию форта с винтовкой. — Ладно, могу и не входить. Я прибыл сюда по приглашению, а не в приказном порядке. — Мы сохраним ее для вас. — Вы, французы, имеете привычку брать, но не отдавать. — Граф не возражает, — вмешался женский голос. И из темной ниши выступила скромно одетая в длинное платье Астиза, ее голову покрывала накидка, красиво обрамляющая шею. Моя луноликая красавица выглядела весьма озабоченной. — Он прибыл для консультации в качестве ученого, а не в качестве шпиона. Очевидно, ей передалась доля влияния Силано. Неохотно солдаты пропустили меня во двор, и засов главных ворот с лязгом закрылся за моей спиной. Под стенами незамысловатого, четырехугольного в плане форта тянулись дощатые строения на кирпичных фундаментах. — Я сказала ему, что ты можешь прийти, — тихо произнесла она. Солнце палило нещадно, и я слегка разомлел от этого жара, насыщенного ее ароматами — цветов и специй. — И уйду с тобой. — Не обольщайся, Итан: несмотря на твою винтовку, пока мы оба пленники. Нам придется еще раз пойти на компромисс, считаясь с интересами Алессандро. — Она кивнула в сторону крепостных стен, и я увидел, что за нами продолжают следить очередные постовые. — Нам нужно выяснить, есть ли что-то ценное в этих текстах, а потом придумать новый план. — Неужели ты теперь подыгрываешь Силано? Она огорченно посмотрела на меня. — Почему ты не веришь, что я люблю тебя? Я же ехала вместе с тобой до самой Акры, и нас разделил случайный пушечный выстрел, а не мой выбор. Но судьба опять постаралась свести нас. Попытайся же сам лишь немного укрепить свою веру. — Ты рассуждаешь как Наполеон: «Я все рассчитал. А остальным распорядится судьба». — Бонапарт по-своему умен. С этим признанием ума Бонапарта мы подошли к штабу, одноэтажному оштукатуренному зданию с односкатной черепичной крышей и крыльцом, крытым пальмовыми листьями. Внутри царили прохладные сумерки. Привыкнув к тусклому после яркого солнца освещению, я увидел за грубо сколоченным столом Силано, сидящего в компании с двух офицеров. Старшего я помнил со времен высадки в Александрии. Генерал Жак Франсуа Мену храбро сражался и впоследствии, как говорили, принял ислам. Древняя культура Египта очаровала этого не особо внушительного на вид офицера, круглолицего, с канцелярскими усиками, скорее походившего на какого-нибудь счетовода с облысевшей макушкой. Но молодого красивого капитана я видел впервые. В каждой стене этой штабной комнаты имелись закрытые на замки двери. Силано поднялся из-за стола. — Ах, месье Гейдж, вы упорно пытаетесь убежать от меня, а наши извилистые пути с тем же упорством вновь пересекаются! — воскликнул он, отвесив мне легкий вежливый поклон. — Наверняка теперь уж вы признали руку судьбы. Разве она не желает, чтобы мы стали друзьями, забыв о вражде? — Мне было бы легче признать это, если бы ваши прочие друзья перестали пытаться убить меня. — Даже лучшие друзья порой ссорятся, — небрежно произнес он и спросил, сделав соответствующий жест: — Вы знакомы с генералом Мену? — Знаком. — Вот уж не ожидал увидеть вас еще раз, вы на редкость изворотливый американец. |
