А Сергею Казакову было просто нечего терять.

    Этот был русским.

    * * *

    И все трое рванули вперед. Незнамо куда.

    Первый – по долгу перед кровью, честью и Матерью-Церковью.

    Второй – по взятой на себя обязанности и желанию педантично пройти новую дорогу до конца. До короны герцога, как обещал Лорду. Пусть подавится. Гунтер все заработает сам.

    Третий… Ему было просто по пути. Он еще ничего не решил. Присматривался.

    Француз, немец и русский.

    Как в анекдоте.

    ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

    СИЦИЛИЯ НАВЗЛЁТ

    Нет, я не в том тебе завидую

    С такой мучительной обидою,

    Что уезжаешь ты и вскоре

    На Средиземном будешь море.

    И Рим увидишь, и Сицилию, -

    Места, любезные Вергилию,

    В благоухающей, лимонной

    Трущобе сложишь стих влюбленный.

    Я это сам не раз испытывал,

    Я солью моря грудь пропитывал,

    Над Арно, Данта чтя обычай,

    Слагал сонеты Беатриче.

    Что до природы мне, до древности,

    Когда я полон жгучей ревности,

    Ведь ты во всем ее убранстве

    Увидишь Музу Дальних Странствий.

    Ведь для тебя в руках изменницы

    Нектар в хрустальном кубке пенится,

    И огнедышащей беседы

    Ты знаешь молнии и бреды.

    А я, как некими гигантами,

    Торжественными фолиантами,

    От вольной жизни заперт в нишу,

    Ее не вижу и не слышу.

    ГЛАВА ПЕРВАЯ

    Проблемы адаптации

    13 сентября 1189 года, ближе к полуночи -

    27 сентября 1189 года.

    Баронство Фармер, герцогство Нормандское.

    Осенью темнеет рано. Солнце уже давно скрылось за верхушками сосен, давно уже опустились на лес серые сентябрьские сумерки и незаметно перешли в ночь. На поросшем молодым сосняком склоне, не больше чем в сотне шагов от вершины холма горел костер. Потрескивали, плюясь снопами искр, сухие смолистые ветки. Весело плясали оранжевые язычки пламени. Над огнем покачивался закопченный котелок, в котором что-то сердито булькало. Когда жидкость выплескивалась на горячие уголья, в воздухе распространялся душистый аромат травяного настоя, видимо, заменявшего собой чай. Невдалеке, у черного нагромождения валунов, спал на колючем ложе из бурой прошлогодней хвои молодой рыцарь. Временами он что-то беспокойно бормотал и ворочался во сне. Чуть поодаль, у старой разлапистой ели чернел сделанный на скорую руку шалаш – там устроился на ночлег бородатый старик в монашеской одежде. На краю прогалины тихонько пофыркивали три стреноженные лошади.

    Около костра, на сухом поваленном дереве сидели, негромко беседуя на разговорном английском языке образца ХХ века, два человека, само присутствие которых в Королевстве Английском на исходе предпоследнего десятилетия двенадцатого века являлось – с точки зрения логики и здравого смысла – полнейшим абсурдом. Того из них, что с виду казался чуть постарше и повыше, рыжеволосого, с небольшой бородкой, звали Гунтер фон Райхерт и родился он (точнее, еще не родился!) в одна тысяча девятьсот пятнадцатом году в Германии.