Вода засветилась. Нер'зул склонился нетерпеливо, вглядываясь, и увидел лицо. «Рулькан!» — выдохнул счастливо.

На глаза навернулись слезы — и они на мгновение милостиво скрыли, размыли, сделали все нечетким. А когда рассмотрел, сердце шамана зашлось от боли.

Во взгляде Рулькан виделись лишь ненависть и презрение. Нер'зул отпрянул, будто от удара. А в воде всплывали все новые и новые лица, десятки лиц — и во всех читалось то же самое.

Шамана замутило. Шатнувшись, закричал:

— Пожалуйста, помогите! Явите мне мудрость, чтобы я снова смог добиться вашей милости!

Лицо Рулькан чуть смягчилось, и в ее голосе прозвучало сочувствие:

— Теперь ты ничего не сможешь сделать, хоть бы и старался сотню лет. Тебе не заслужить нашего прощения. Ты не спаситель нашего народа — но предатель его.

— Нет! Умоляю, скажите мне, что делать, и я сделаю! Ведь еще не поздно, я знаю, не поздно…

— Ты слишком слаб, — произнес рокочущий мужской голос. — Если б был сильным, не поддался бы искушению, не стал бы игрушкой в руках того, кому безразличен наш народ.

— Но я не понимаю… Рулькан, ты же приходила ко мне, я слышал! Ты, Грек'шар, ведь ты советовал мне! Вы привели Кил'джедена ко мне! Ведь он — Великий друг всех орков…

Рулькан ничего не ответила. Да и сам, говоря, вдруг понял, как глубоко и страшно был обманут.

Предки не приходили к нему. Видения были всего лишь мороком, насланным Кил'даседеном. Предки правы в недоверии — любой шаман, позволивший так себя провести, недостоин исправить причиненное зло. О, как запутался Нер'зул во лжи, страхе, фальшивой надежде! Жалкое насекомое, игрушка в чужих руках, повлекшая в ловушку всех остальных!

Выхода нет — сотня дренеев мертва, мира уже не добиться, и помощи от предков ждать нечего.

Как теперь доверять видениям? Ведь, скорее всего, они окажутся лживыми. А хуже всего: ведь сам предал свой народ тому, кто, вопреки прекрасному виду и сладкоречию, заботился лишь о своем, используя орков как дешевое орудие.

Рулькан отвернулась, ушла, исчезла в глубине, а за ней — все явившееся множество лиц. Нер'зул трепетал от ужаса, от омерзения. Нет прощения, невозможно исправить содеянное. Что поделать?

Остается лишь идти по дороге, столь искусно приготовленной Кил'джеденом, и молить уже не слушающих предков о том, чтобы как-нибудь все выправилось. Шаман закрыл ладонями лицо, заплакал.

Скорчившись во тьме у поворота тоннеля,

Гул'дан слушал всхлипы учителя и улыбался.

Кил'джеден, несомненно, поблагодарит за узнанное сегодня.

Глава 12

Так либо иначе, все живые слабы, какой бы расы или племени они ни были. Иногда эта слабость — лишь оборотная сторона силы. Иногда — погибель. А временами — и то, и другое разом. Мудрый понимает свою слабость, и учится жить с нею.

Глупец же подчиняется ей и гибнет.

Но временами наибольшим глупцом оказывается как раз мудрейший.

Спеша назад верхом на Небесном Охотнике, вцепившись намертво закоченелыми руками в волчью шерсть, Нер'зул хотел лишь одного: чтобы ночь разверзлась и поглотила его. Как можно возвращаться к поверившим ему? Как после такого предательства? А куда убежишь? Кил'джеден ведь отыщет. Если б только хватило мужества взяться за ритуальный нож да засадить себе прямо в сердце… Но ведь не отважится. Самоубийца — презренный трус, избравший постыдное бегство от жизни вместо того, чтобы встать лицом к лицу с нею.