– Дедушка. Да не тряситесь вы. Мы же вам ничего не сделаем. Просто поговорим. Вы меня понимаете?

Реакции ноль, если не считать все тех же скулящих звуков. Мне не по себе стало от такой картины. Я, конечно, знаю, что этот мир – не райское местечко, но впервые вижу, чтобы человека довели до такого состояния. Голод не голод, а стариков уважать надо – все такие будем.

Или я чего-то в голоде не понимаю…

Тук, пошарив за пазухой, вытащил черствую лепешку, отломил кусочек, протянул старику:

– Держи, болезный. Ешь. Это вкусно.

Тот, прекратив скулить, впервые взглянул на мир почти осмысленно, с немалой толикой настороженности и алчности. С полминуты неподвижно смотрел на угощение, будто гипнотизируя добычу, затем неуверенно протянул трясущуюся руку, сжал пищу кончиками пальцев, резко выхватил, забросил в рот. Торопливо жуя, заскулил еще сильнее, из глаз хлынули слезы.

– Да не бойся ты, не отнимем, – начал утешать его Тук. – Вкусно? Еще хочешь?

Старик, сухо прокашлявшись, лихорадочно затряс головой.

– Так и знал, что хочешь. Кушай-кушай, дедушка. А теперь поговори с сэром стражем. Как только он тебя поспрашивает, я всю лепешку отдам. Не бойся, не обману. Сэр Дан, говорите, чего хотели. Такие как пожуют немного, сразу соображать начинают. Но ненадолго. Так что не медлите.

Поднявшись, я присел на какой-то длинный низкий предмет, прикрытый ветхой шкурой. Неудобно – похоже, под ней колода сучковатая. Но других «стульев» в помещении нет – буду довольствоваться этим.

– Скажите, вы правда помните стража Буониса?

Поначалу старик не отреагировал, но, когда Тук помахал у него перед глазами лепешкой, скрипучим шепелявым голосом тихо произнес:

– Я помню сэра Буониса. Отдайте хлеб.

– Дай ему.

– Рано. – Тук покачал головой. – Для него это много. Как наестся – осоловеет и слова не скажет уже.

– Ладно. Вы слышали? Поговорим – тогда получите. Вы хорошо помните стража?

– Я мало что помню. Но я помню, что мой отец служил у него.

– Буонис был очень стар. Наверное, часто болел. Ты помнишь, как он болел?

– Нет. Он был крепким. Но старым.

– Уважаемый, Тук даст вам мешок еды, если вы вспомните, как болел сэр страж. Неужели он всегда был крепким и здоровым? Вспомните, пожалуйста, это очень важно.

– Он дряхлел. Не так сильно, как я, но дряхлел. А потом это проходило.

– Проходило? Как?! – вскинулся я.

– Я… Я не знаю… Я не могу это знать… – В глазах старика опять показались слезы.

– Вспомни. Пожалуйста, вспомни. Как это происходило? – Я едва за плечи его не ухватил, чтобы потрясти и тем самым запугать окончательно, – успел остановить уже тянущиеся руки. – Ты же видел его? Он что – просто так изменялся? Или что-то делал для этого?

– Никто не видел, как он это делает. Страж уходил от всех.

– Ну хорошо. Уходил. Куда уходил?

Старик, обернувшись, ткнул в сторону лаза:

– Туда он шел. На юг. К Черному озеру. И дальше. По реке. Я уже не помню, как она называется. Никто туда не ходил и не ходит. Проклятые места. Тропа Погани.

– Тропа Погани?

– Да. Старая дорога. К границе. Совсем старая. Говорят, она и на дорогу не похожа. Ущелье узкое и темное. Нечистое место. Тьма рядом. Кирт древний. Всякое случается. Нет там людей. А страж ходил к той реке. Сам ходил. Только лошадь брал. Если за ним кто-нибудь пробовал идти, то гневался сильно.