Я потребовала объяснить причины этой перемены — я вообще стала весьма заносчивой с тех пор, как мне позволили жить при дворе короля и учиться вместе с братом. Эдуард любил меня и недвусмысленно давал понять, что ему нравится мое общество, а окружающие все больше старались угодить наследнику престола. Мы все относились к нему уже не как к принцу, а как к будущему королю, и тот факт, что я пользовалась его особым расположением, наполнял меня ощущением собственной важности.
Итак, я заявила Кэт:
— Я требую, чтобы ты мне объяснила, почему твои мысли постоянно витают неизвестно где.
— Ну что ж, — ответила она. — Вы знаете мистера Эшли?
— Знаю ли я мистера Эшли! — воскликнула я. — Да, по-моему, мы только о нем все время и разговариваем. С госпожой Катариной Чампернаун невозможно завести беседу, чтобы она тут же не свернула на мистера Эшли.
— Тогда для вас это не явится неожиданностью, — вздохнула Кэт. — Мистер Эшли предложил мне выйти за него замуж, и я не вижу причин ему отказывать.
— Выйти замуж! Тебе!
Должна признаться, что моей первой мыслью было: а как же я?
Кэт знала меня очень хорошо и тут же бросилась на колени, зарывшись головой в мои юбки:
— Моя госпожа, моя дорогая принцесса, я никогда вас не оставлю!
— Даже ради мистера Эшли?
— Я думаю, мистер Эшли станет вашим придворным. Вряд ли против этого станут возражать.
Мной овладели печаль и недоумение. Кэт выйдет замуж! Будет принадлежать не мне одной!
Конечно, люди женятся, а Кэт молода и хороша собой. Но все же я была потрясена. Сколько перемен сулила жизнь, а я не желала их, хотя и понимала, что они неизбежны. Напряжение витало в воздухе, будоража двор, будоража страну. Я буквально чувствовала это напряжение на улицах, когда выезжала покататься верхом, — я всегда очень чутко воспринимала настроение народа.
А теперь еще Кэт выходит замуж.
Она нежно уверяла, что ничто не может изменить ее преданную любовь ко мне. Я — радость ее жизни, ее принцесса, частичка ее сердца, которую никто оттуда не изгонит. Она призналась, что отказала бы мистеру Эшли, если бы это замужество означало разлуку со мной.
К счастью, ей не пришлось делать такой непростой выбор. Моя добрая мачеха предложила очень простое решение: мистер Эшли присоединится к моей свите.
Итак, проблема решена, и Кэт превратилась в Кэт Эшли. Мне была приятна мысль о том, что Джон Эшли не только является мужем моей Кэт, но и состоит в родстве с семейством Болейн.
Мы жили в Хэтфилде, и я наслаждалась обществом Эдуарда. Мы вели беседы на латыни — языке, который оба любили. Я решила сделать брату сюрприз. При дворе жила одна женщина, Бланш Парри — уроженка Уэльса, которая страшно гордилась тем, что когда-то укачивала меня в люльке. Она прекрасно объяснялась на своем родном языке, и я попросила ее обучить меня этому наречию. Вскоре я уже болтала на уэльсском с Бланш, представляя, как будет поражен Эдуард, узнав, что я владею языком, в котором ни он, ни столь ученая Джейн Грей ничегошеньки не смыслят. В конце концов мы — Тюдоры, и в наших жилах течет уэльсская кровь нашего предка Овена Тюдора.
Но моему триумфу помешали дошедшие до нас тревожные новости: Томас Ховард, герцог Норфолкский, и Генри Ховард, его сын, граф Сарри, брошены в Тауэр.
Кэт, как обычно, уже обо всем знала.
— Как мог Сарри быть таким глупцом? — вопрошала она. — Знаете, что он сделал? Заявил, что имеет право взять себе герб короля Эдуарда Исповедника. Он утверждает, что эта привилегия была дарована его роду Ричардом Вторым. Конечно же, геральдическая коллегия запретила подобную вольность, но наш лорд Сарри попросту игнорировал запрет. |