На стенах ничего, кроме изображения Иисуса, выполненного вполоборота. Никакого ковра. Слабый свет проникал в келью через маленькое оконце у самого потолка. Занавесок на окне не было. Это была поистине спартанская обитель.
Преподобный Астин сидел за столом, перед ним лежали конверт и лист бумаги. Он поднял голову и посмотрел на вошедшего.
В своей маленькой простой келье преподобный Астин выглядел еще более внушительно, чем на церковной кафедре. Он приковывал к себе внимание в любой обстановке.
Преподобный Астин был высок, строен и статен и держался с прирожденным достоинством. Но больше всего взгляд притягивало его лицо, обрамленное пышной шевелюрой, настоящей львиной гривой. Чистые, небесно-голубые глаза смотрели прямо и открыто, гладко выбритое лицо с орлиным носом и квадратным волевым подбородком дышало силой и уверенностью.
Несмотря на внушительный вид, этот человек сразу располагал к себе: он как бы излучал великодушие и доброту. Зак немного успокоился и почувствовал себя свободнее. Его волнение совсем улеглось, когда преподобный Астин встал и протянул ему руку. Рукопожатие было сильным и искренним.
— Брат Заккес, прошу садиться. — Его преподобие плавным жестом указал на койку. Усадив юношу, он снова занял свое место у стола, и некоторое время они изучающе смотрели друг на друга.
— Вот мы и встретились, брат Заккес, — проговорил наконец преподобный Астин. — Учителя высоко отзываются о твоих успехах. Эти два года ты был в числе лучших учеников. Жаль, что нам не пришлось встретиться по менее грустному поводу.
Заккес сдвинул брови. Он не понял, что имел в виду его преподобие, и не знал, что ответить, поэтому предусмотрительно промолчал.
Преподобный Астин сложил руки на груди и неторопливо продолжал:
— Я получил телеграмму печального содержания. — Его лицо как-то сразу осунулось, голос стал тише, глаза увлажнились, плечи поникли. Затем он снова поднял голову и встретился взглядом с Зак-кесом. — Мне всегда было не по душе сообщать печальные известия, хотя это тоже входит в мои обязанности.
Заккес внутренне сжался.
— Что-то случилось? — прошептал он, холодея от дурных предчувствий. — Дома?
Его преподобие кивнул:
— С вашей матерью.
— Неужели она… — Заккес боялся договорить.
— Нет, она жива, — мягко сказал преподобный Астин, покачав головой. — Но она очень серьезно больна.
Заккес воспринял его слова со смешанным чувством. С одной стороны, он испытал облегчение, с Другой — испуг и беспомощность.
— Это очень серьезно? — Голос его дрожал.
— Достаточно, в противном случае преподобный… — он заглянул в телеграмму, лежавшую перед ним, — преподобный Флэттс не просил бы разрешения отпустить тебя домой. Он считает, что надо ехать немедленно.
Заккес проглотил ком в горле, во рту у него пересохло.
— Но я…
— Для тебя экзамены будут перенесены. — Преподобный Астин приложил руку ко рту и деликатно кашлянул. — Я знаю, что ты стеснен в средствах, поэтому я распорядился относительно твоей поездки. Вот билеты на поезд. — Он подтолкнул к Заккесу конверт. — Там еще пять долларов на всякие непредвиденные расходы.
Заккеса охватило чувство, которое можно было бы назвать чувством всеобъемлющей любви. От волнения он не мог говорить.
— Мы все будем молиться за твою мать, — пообещал преподобный Астин. — Теперь иди и собирайся, брат Заккес, и чти мать свою. — Он отодвинул стул и встал, подавая знак, что беседа окончена.
Зак последовал его примеру. Он неуверенно поднялся и крепко пожал протянутую руку. |