Я почти не чувствовала этого.
Извлечь пулю из ноги мне удалось с двух попыток. С трёх я смогла извлечь ту, что застряла в руке.
Конечно же, именно так он меня и застал.
Сидящую, развалившись на полу с парочкой искореженных металлических осколков в ложбинке между ногой и бедром, с ножом в одной руке, бутылкой спирта, которым я так и не успела воспользоваться, в другой, и с выражением дикого триумфа на лице. Возможно, я даже немного смеялась.
И я была в чем мать родила.
Глава 6
И помнишь, когда я двигался в тебе, Святой дух ведь был во мне…
Такое чувство, что я была под кайфом. Да, собственно, так и было из-за радости от победы над пулями кровь неслась, наполненная бессмертной силой, жизненной энергией и похотью.
Мой мозг зафиксировал Бэрронса, а тело предложило: «А не пуститься-ли нам во все тяжкие?» Мое нынешнее состояние как раз идеально для этого подходит. В последний раз, когда я съела плоть Темных, его убили спустя пару минут после этого. И я в одиночестве переживала кайф и ломку. По большей части кайф пришелся на обратное путешествие из Германии, когда я изо всех сил старалась не думать и не чувствовать.
Боже, когда же мы в последний раз трахались отчаянно, по-животному, безо всяких запретов? И как, черт возьми, я допустила, что это было так давно?
Я знала ответ на этот вопрос. Причиной было то, что я таила в себе, как прожорливую гусеницу, поедавшую изнутри прогнившее яблоко, которым была МакКайла Лейн.
А сейчас, чувствуя себя неуязвимой и воинственной, благодаря темной плоти и присутствию Бэрронса — то ли зверя, то ли человека — и не видя никаких непосредственных угроз своему существованию, я ощущала лишь одну настоятельную потребность. Я прошла через очищение и стала прежней Мак, причем во многих смыслах. Возможно, чтобы пережить все это и разобраться со своими многочисленными проблемами, побыть наркоманкой — как раз то, что мне нужно.
Я никогда не занималась сексом с Бэрронсом, накачавшись темным мясом, хотя невероятно хотела этого. После того как я распробовала его в гроте Мэллиса, меня преследовало навязчивое, неудержимое желание почувствовать это удовольствие снова. Быть при-йей было ужасно. Я была до безумия ненасытной, немногим отличалась от марионетки.
А вот кайф от темного мяса, наполняя неутолимой похотью и наделяя несокрушимым телом, при всём этом не лишает рассудка. Даже если мы будем жестко трахаться, что с того? Моя кожа заживет ещё в процессе, и я смогу позволить себе ещё больше. Мы можем заняться тем, что я так люблю, и от чего у Бэрронса совершенно сносит крышу, и притом безо всяких последствий.
Я вся дрожала от похоти, внезапно начав понимать увидимся-в-Фэйри девушек больше, чем хотелось бы.
Наши взгляды встретились, и я вздрогнула.
«В моем Доме хренова река крови.»
В его глазах я разглядела заглавную «Д», а это значит, что в его Доме, независимо от того, что именно он считает своим домом, никто — никто, кроме него — не может нагадить и остаться безнаказанным. И я вовсе не уверена, что до конца ночи не подтолкну его в нужном направлении. В сторону Броди. За время моего пребывания в Дублине, я усвоила несколько вещей: если позволить плохому парню уйти, то он непременно вернется. Так что лучше просто лишить его возможности ходить.
«Краски,» — поправила я. Хотя его первобытное восприятие сообщило ему об этом ещё до того, как он преступил порог. Он ведь может учуять даже мои месячные. Больше того, он чувствует их приближение.
Бэрронс зарычал, сверкнули черные клыки, и я вдруг осознала, что прогулка по книжному магазину в его нынешнем состоянии могла пробудить в нём воспоминания о тех днях, когда он шагая по залитому кровью полю битвы, гадал о том, что обнаружит. Вероятнее всего всех, кого знает — за исключением своих бессмертных товарищей — мертвыми. |