Она же говорила совсем как скучающие мисс, с которыми он встречался в Лондоне и чьи мамочки пытались навязать их ему, самому богатому и самому привлекательному холостяку города.
Смешно, как бывшая «паршивая овца» превратилась в звезду сезона, думал он, скривив губы в иронической усмешке. Поразительно, как получение богатства может изменить брачные перспективы.
Джорджиана заметила улыбку и прикусила язык. При других обстоятельствах она прямо спросила бы его, какая мысль вызвала эту улыбку. Но такой вопрос задала бы Джорджи, а не Джорджиана.
— Я люблю жару, — мягко заметил Нед. — В отличие от многих других. — Он глотнул вина.
— А вы убили тигра, лорд Аллентон? — спросила соседка, сидевшая слева, выразительно содрогаясь. — Вы там были с одним из… о, как они там называют королей? Такое глупое слово, — болтала она, прикрываясь веером.
— Махараджи, — подсказала Джорджиана. — Они называются «махараджи», миссис Эддингтон. И ездят на слонах в чем-то под названием «паланкин». А когда их охотники выслеживают тигра, то убивают его. Очень мужественно, полагаю. Не так ли, лорд Аллентон?
Нед посмотрел на нее с нескрываемым веселым интересом. Ее презрение было настолько явным, что он не мог поверить, будто никто больше из сидевших за столом не расслышал его. Но никто даже не удивился, и Белтон сказал:
— Вы слишком начитанная, Джорджиана. Я всегда это говорил: женщине не следует… высказывать с вои идеи.
— Какие идеи, Годфри? — спросила она сладким голоском. — Вы должны объяснить, чтобы я знала, о чем не надо думать.
И Джорджиана тут же прокляла свой непокорный язык. Она снова рисковала. Не с Годфри, который не понимал сарказм, даже если бы его вбивали ему в голову крикетной битой. Зато этот виконт Аллентон принадлежал к совсем другой породе.
Она сжалась на своем стуле, как будто могла совсем исчезнуть из его поля зрения.
— Нет, это далеко не мужество, — тихо сказал Нед. — Но почему вы пытаетесь спрятаться под стол?
— Я не пытаюсь, — с пылающими щеками упрямо возразила она. Она понимала, что только осложняет свое положение, но прошло два года с тех пор, когда ее беспокоило, что кто-то видит ее насквозь в ее маленьких представлениях. Никто, даже Роджер Селби, не подозревал, что ее покорность и уступчивость неискренни. А этот незнакомец, казалось, за один час точно оценил ее. Но не до конца, напомнила она себе. Этого не могло произойти.
— Моя ошибка, мадам, — сказал Нед с усмешкой и, к ее радости, не обращался к ней, пока на стол не поставили второе блюдо.
— Я должен поздравить вашего кузена: у него хороший повар, — сказал он и взял на вилку кусок цыпленка в сливках. — Удивительно вкусно.
— Почему удивительно? — спросила Джорджиана, помешивая ложечкой мусс из спаржи.
— Насколько я помню, пища в этих краях очень простая, сытная, но никаких деликатесов, — сказал он. — Эта же имеет очень тонкий привкус.
— О, вы можете поблагодарить за это мою подопечную, сэр, — заявил Селби, протягивая руку к графину, лицо у него стало краснее, чем обычно. — Как только вошла в дом, она произвела в кухне настоящую революцию. И она не брезгует время от времени своими руками готовить соус. Разве это не правда, Джорджиана?
— Иногда мне нравится что-нибудь приготовить, кузен, — ответила она.
Годфри разразился грубым смехом.
— И такая вкуснота выходит из рук женщины с аппетитом птички.
— Эти птички, Годфри, в день съедают корма в двадцать раз больше, чем весят сами, — парировала Джорджиана. |