По ночам Шеннон не могла спать, потому что знала, что спальня Алекса имела с ее собственной общую стену. Звукоизоляция в новом доме была хорошая, и Шеннон не слышала, слава богу, скрипа его кровати, но все-таки какие-то звуки доносились, и она не могла не думать о некоторых вещах. Совсем невинных. Например, спит ли он ночью голый?..

Давно уже Шеннон не думала так о мужчине. Ее последняя связь закончилась такой катастрофой, что это напрочь отбило охоту заводить новую интрижку с кем бы то ни было. Сейчас ее сердце постепенно оттаивало, но пережитое разочарование все еще давало о себе знать.

— И все же тебе следует продлить отпуск, у тебя явное истощение физических и душевных сил, — произнес Кейн спокойно.

— Я не истощена.

— Тогда что не так?

Шеннон сглотнула.

После смерти отца она обещала себе быть сильной и всегда улыбаться, даже когда этого вовсе не хочется. Если возникали проблемы в школе — она что-нибудь придумывала, если ей разбивали сердце — превращала это в шутку, чтобы никто не увидел ее плачущей. Постепенно Шеннон убедила всех, что невосприимчива к обидам и разочарованиям.

— Наверное, я просто перенервничала…

Кейн согласно кивнул, не отводя пристального взгляда от лица сестры.

— Хорошо. Я предупредил, что еще несколько дней им придется работать без железной леди, так что отдохни еще немного.

— Железная леди? Вот спасибо.

За обедом Шеннон вела себя непринужденно и старалась всех развеселить. И только отъезжая от дома матери, она почувствовала облегчение. Свернув на холмы, она подъехала к дому Нейла и остановила машину.

Шеннон хмуро постукивала пальцами по рулю и осматривала добротный деревянный дом. Как все меняется! Можно было поклясться, что Нейл никогда больше не женится, а он взял и по уши влюбился в Либби!

Повздыхав, Шеннон решила все же не заходить к брату и его жене и поехала домой.

Золотисто-розовый закат горел на горизонте, когда она, наконец, добралась до дома. Через двор к ней несся Джереми, махая одной рукой, как сумасшедший, а другой, сжимая мистера Попрыгунчика.

— Привет, Джереми, — улыбнулась Шеннон, открывая дверцу машины.

— Привет, Шеннон.

После того как несколько дней назад Алекс с унизительной поспешностью вытолкал сына из ее квартиры, они обменялись только несколькими приветствиями.

— Мы с папой развешиваем рождественские гирлянды, — произнес Джереми торжественно.

Она заметила лестницу, приставленную к стене квартиры Алекса.

— Здорово!

— Но он поранился и сказал плохое слово.

Подошел Алекс, и Шеннон постаралась сохранить серьезность при виде досады на его лице. Судя по всему, травма у него незначительная: видимых следов крови нет, гипса тоже.

— Очень плохое слово?

— Угу. Он сказал…

— Джереми! Я был не прав, что вообще сказал это слово, и, уж конечно, не следует повторять его перед леди.

Мальчик затих и сжал мистера Попрыгунчика еще сильнее, бубня извинения, так что Шеннон улыбнулась и потрепала его волосы.

— Ничего страшного. Мне повезло — у меня пять братьев, которые обычно помогают мне украсить дом на Рождество. — Пять братьев с такими же старомодными взглядами относительно нежных женских ушей и чувств — всему этому их учил отец.

— Я бы хотел иметь братика, — сказал Джереми задумчиво.

Та-ак. Отсюда недалеко и до разговора о новой мамочке.

— У меня есть еще три сестры, — сказала Шеннон быстро. — Миранда, Келли и Кэтлин. Миранда и Келли — близнецы.

— А они любят играть в вышибалы?

В вышибалы? Шеннон порылась в памяти и смутно припомнила, как одни дети встают в круг, а другие в его середину, чтобы увернуться от большого красного мяча.