Внезапно перед ней появилось его лицо, он поднялся на локтях и смотрел на нее. Элинор ответила ему спокойным взглядом, хотя продолжала безмолвно взывать к нему.

– Вот что означает быть моей женой, миледи… Элинор. – Ее имя он произнес сквозь зубы. – Вам не удастся держать меня на обочине вашей жизни, в то время как вы будете жить так, как привыкли. Я не шучу. Близость каждую ночь. Близость. И днем тоже, если нет гостей в доме. – «Чтобы удовлетворять мои желания», – мог бы добавить он, но не сказал этого. – Вы поняли меня? – Его движения в ней замедлились.

– Поняла, – ответила Элинор. – Я всегда буду ждать вас здесь, милорд. Каждую ночь. Каждый день. Я никогда вам не отказывала.

– Вы отказываете мне даже сейчас, – безжалостно промолвил он. – Вы холодны, как мраморная статуя. Такой я вас уже видел в библиотеке. Но вам не удастся долго отвергать меня, Элинор. С этого момента мы с вами будем по-настоящему в браке, нравится это вам или нет.

– Нравится, – сказала она, чувствуя, как растет в ней спасительный гнев, который поможет ей сбросить с себя почти летаргическое оцепенение. Она попробовала вытянуть ноги вдоль его ног и согнула их в коленях, позволяя ему глубже проникнуть в нее, а затем обхватила его руками. – Не думайте, что я хочу брака без этого. Как же у нас иначе появятся дети? Он замер.

– Вам хочется иметь детей? – На мгновение в его глазах появилось выражение, которое буквально перевернуло ее душу.

– Конечно, я хочу иметь детей, – надменно произнесла она. – Кого же мне тогда любить?

Тронувшее ее выражение исчезло из его глаз. У него был вид человека, которому дали пощечину.

– Да, кого? – переспросил он. – Что ж, кажется, мне не следует просить прощения за то, что я именно таким образом утверждаю свои супружеские права. Отныне каждый из нас будет извлекать из этого свою пользу.

– Да, – согласилась Элинор. Он снова всей тяжестью опустился на ее тело и положил голову на подушку. Отвернувшись от Элинор, он, однако, спрятал лицо в ее волосах, разметавшихся по подушке. Он больше ничего не говорил и не целовал ее. Закрыв глаза, она не разнимала своих рук, обхвативших его, и пыталась сосредоточиться на том, что происходит между ними. Сейчас она не чувствовала ни боли, ни злости, которые испытала в первый раз.

Было даже приятно, с удивлением подумала она спустя несколько мгновений. Все, что он делал с ней, не причиняло особой боли и не казалось унизительным. Она чувствовала, как приятно заныло в груди и как затвердели ее соски. Ей хотелось, чтобы это чувство не проходило.

Элинор еще сильнее обняла его и еще выше подняла колени, пока наконец не обхватила тело мужа ногами. В этот момент она пожалела, что между ними нет любви или хотя бы влечения, ведь то, что она сделала, было таким интимным движением доверия, так сблизило их и было приятно. Но она ждала еще чего-то. Он должен был шептать ей нежные слова, целовать и гладить ее. Они должны стать единым целым.

Элинор не выпускала мужа из своих объятий, вдыхала запах его кожи и одеколона. Но почему-то вдруг почувствовала себя ужасно одинокой. Она готова была расплакаться.

– Пожалуйста… – повернулась она к мужу. Ей так хотелось прижаться щекой к его волосам.

Он поднял голову и с удивлением уставился на нее.

– Что? – настороженно спросил он.

Элинор покачала головой. Он не сказал того, что она хотела услышать, не издал крика, как в тот первый раз. Ничего.

– Я делаю вам больно? – переспросил он.

– Нет.

Он изучал ее лицо. Доставляя ее телу удовольствие, он причинял боль ее душе.

– Элинор, – наконец шепнул он, – вы моя жена.