Сантон не произнес ни слова, ему нечего было сказать. Для французского солдата нет большего позора, чем потерять Орла. Всего лишь бронзовая статуэтка птицы, укрепленная на шесте с трехцветным флагом, но этой статуэтки касалась рука самого Императора, и для Франции она была священна. И там, на холмах, один из Орлов, был в отчаянном положении.

— Я могу стерпеть что угодно, но не это, — сказал Пикар.

И в этот миг над ними словно разверзся ад.

Побежденной французской бригаде, укрывшейся в долине, показалось, что наступает конец света. Правда, это был не артиллерийский огонь, но опытные солдаты утверждали потом, что никогда не слышали такой пальбы. Залпы гремели непрерывно, и грохот выстрелов усиливался, отражаясь от стен долины. Они слышали слабые крики и выстрелы, а иногда — звук горна, но громче всего, без конца, звучали ружья. Залп за залпом, так много, что через некоторое время звуки слились в один непрерывный гул. Звук был такой, будто распахнулись врата ада.

— Мы должны помочь им, — сказал Пикар, поднимаясь на ноги.

— Мы не можем, сэр, — возразил Сантон и указал на гребень холма, где все еще стояла шеренга английских солдат. Луна выглянула из-за облаков, и любой француз, попытайся он подняться на холм, стал бы отличной мишенью для стрелков.

— Гюдену придется сражаться самому, — сказал Сантон.

И Гюден, должно быть, сражался: мушкетная пальба не затихала, а напротив, усилилась. Пикар подумал, что это, наверное, сражается Келлу — бедный старый Гюден так бы не смог. Время от времени яркие вспышки выдавали место, где стреляли сразу несколько мушкетов. Вскоре тяжелый, удушливый дым пополз с холма в долину. Ружья все еще грохотали.

Наверху, в ущелье, Шарп перезарядил винтовку — быстрыми, натренированными движениями, отточенными за годы солдатской жизни. Потом вскинул винтовку к плечу, поднял дуло к небу и спустил курок.

— Быстрее, — закричал он, — быстрее!

Вокруг него солдаты в красных и зеленых мундирах палили в небо. Залп за залпом они расстреливали звезды, а между залпами вопили и кричали, как демоны.

— Мне очень жаль бедных ангелов там, наверху, сэр, — сказал Патрик Харпер капитану д'Алемборду. — Они не досчитаются перьев сегодня ночью, вот что.

Харпер выстрелил в луну из своего скорострельного ружья, и внизу, в долине, побежденные французы, разинув от изумления рот, решили, что в бой таки вступила артиллерия.

— Быстрее, — кричал Шарп. — Vite! Vite!

Группа французских солдат стреляла залпами в направлении самых высоких горных пиков.

Дэниэл Хэгмен спокойно шел сквозь весь этот хаос и шум.

— Это девочка, сэр! — прокричал он полковнику Гюдену.

— Девочка? — переспросил Гюден. — Я думал, в Рождество рождаются только мальчики.

— Прекрасная маленькая девчушка, сэр, такая же симпатичная, как ее мать. Женщины присматривают за ней, и скоро она сможет тронуться в путь.

Шарп нечаянно услышал новости и усмехнулся Гюдену.

— Холодная ночь для того, чтобы появится на свет, полковник.

— Но она будет жить, Шарп. Они обе будут жить. Вот что важно.

Шарп выстрелил из винтовки по звездам.

— Я думал о малыше Иисусе, полковник. Когда он родился, было, должно быть, чертовски холодно.

Гюден улыбнулся.

— Палестина — жаркая страна, Шарп, вроде Индии. Сомневаюсь, чтобы первое Рождество было холодным.

— По крайней мере, Он никогда не служил в армии, сэр.