Молодая женщина помедлила, бледные пальцы у складок юбки слегка дрогнули.

— Ох, Рэйф, — поспешно вмешалась Лилиан, — здесь так не принято.

— Приношу вам свои извинения, — Рэйф убрал руку, не отрывая взгляда от этих прозрачных зеленых глаз. — В американских гостиных рукопожатие общепринято.

Мисс Эплтон испытующе глянула на него.

— В Лондоне лучше поклониться, — сказала она чистым, ясным голосом, который вызвал жаркую волну, пробежавшую по шее Рэйфа — Хотя иногда замужние леди здороваются за руку, незамужние вряд ли себе это позволят. Подобный жест у нас считается характерным для низшего сословия или признаком близкого знакомства, особенно если здороваются без перчаток. — Она мгновение его изучала, затем губ девушки намек коснулся на улыбку. — Однако я не возражаю начать знакомство по–американски. — Она протянула тонкую руку. — Как это делается?

Необъяснимый жар распространился с шеи Рэйфа на плечи. Удивляясь покалыванию в животе и острому ощущению ее близости, он взял хрупкую руку девушки своей, гораздо более крупной.

— Крепкое пожатие, — начал он, — обычно считается…

Он не мог произнести ни слова после осторожного пожатия ее пальчиков.

— Так? — спросила она, глядя снизу вверх. Щеки ее пылали.

— Да.

Рэйф не мог прийти в себя от удивления. Что с ним случилось? Пожатие маленькой, доверчивой ручки подействовало на него сильнее самой смелой ласки последней любовницы. Отпустив ее руку, он с трудом оторвал от девушки взгляд и постарался выровнять дыхание.

В напряженной тишине Лилиан и Аннабел обменялись озадаченными взглядами.

Принесли поднос с чаем, и Лилиан оживленно предложила:

— Давайте познакомимся поближе. Позвольте мне налить чаю.

Аннабел опустилась на диван рядом с Лилиан, а Рэйф и мисс Эплтон заняли стулья с противоположной стороны низкого стола. Следующие несколько минут все не спеша пили чай, передавая друг другу тарелки с тостами и сдобными пышками.

Рэйф, казалось, не мог оторвать взгляд от мисс Эплтон, которая очень прямо сидела на стуле и осторожно пила чай. А ему хотелось освободить от шпилек ее волосы и зарыться в них пальцами, хотелось бросить ее на пол. Такая правильная, такая добродетельная, даже складки юбки строго симметричны.

Из–за нее он хотел быть плохим, очень плохим.

Глава третья

Никогда в жизни Ханна не чувствовала себя так неуютно. Сидящий рядом мужчина — настоящее животное. Уставился на нее как на ярмарочного уродца. Умудрился за пару минут подтвердить практически все, что ей было известно про американских мужчин. В нем все так и кричало о непомерной мужественности, что Ханна находила крайне неприятным. Расслабленная поза, в которой он развалился на стуле, вызывала желание пнуть его ногой.

А как чужеродно и раздражающе звучал его нью–йоркский акцент: растянутые гласные, невнятные согласные. Хотя она должна была признать, сам голос, баритон, глубокий, гладкий, как выделанная кожа, просто гипнотизировал. И глаза, черные, как ночь, мерцали отвагой. Загорелая кожа свидетельствовала о том, что он много времени проводит на открытом воздухе, а недавно побритый подбородок синел от пробивающейся жесткой щетины.

В нем чрезмерно, беспредельно ощущалось мужское начало. Он не был достоин леди Натали во всех отношениях. Рэйф не будет своим ни в салоне, ни в гостиной, ни в любом другом цивилизованном окружении.

— Мисс Эплтон, расскажите… чем занимается компаньонка леди. Вам положено жалование? — с возмутительной прямотой обратился к ней мистер Боумен

С его стороны было просто ужасно спрашивать о подобных вещах! Проглотив слова возмущения, Ханна ответила:

— За это платят деньги, но я получаю не жалование, а скорее содержание.