|
В блеске молнии видно было, как раскачиваются вековые вершины, как волнуется подлесок всей массой своей листвы. Хлещет дождь, полосует тайгу, а тайга негодует, гудит, спорит с бурей и сама грозит кому-то… И кажется Сереже, что идет яростное сражение в этой черной, изрезанной молниями ночи.
«Уничтожу-у-у!» — воет буря, неистово налетая на тайгу. И тайга отвечает, шумя листвой и размахивая вершинами: «Меня нельзя уничтожить! Я старая, дремучая тайга, я немало видела таких бурь! Бури налетают, проливаются дождем, рассыпаются громами — и пропадают! А я стояла и буду стоять — не трогай, не трогай моих старых дубов и тополей, не трогай!..» «Уничтожу-у-у!» — снова провыла буря. И вот где-то далеко в лесу затрещало большое старое дерево и упало на землю. Глухой стон прошел по тайге… — Буря деревья валит, — прошептал Сережа. — Да, — беззвучно ответил отец. Тут отец спохватился: чего же стоять и глядеть в черное окно, в которое хлещет дождь, и слушать, как гудит и шумит вековыми вершинами тайга? Все равно сейчас ничего предпринять нельзя. — Давай спать, Сергей. Утро вечера мудренее. Сережа снова забрался в постель. Но сон не приходил. Разные думы лезли в голову — воспоминания, мечты, дела прошедшего дня. Какая-то занозинка неприятно саднила в сердце. Какая заноза? Откуда? Отчего? Утро сегодня было хорошее. Рано, на заре, они с отцом ездили на покос, привезли клеверу. Росистые охапки были очень тяжелые, но зато какой воз они наложили, весь розовый от цветов! Сам бы ел такую траву! А что потом? И потом было хорошо. Ходили с Толей фотографировать срезку пантов. А потом Богатырь пришел на его рожок, и приезжая девочка Светлана видела это… Ах, да, Светлана… Вот тут занозинка. Вечером девчонки сидели на терраске, глядели сквозь мелко застекленное окно на сопки, затянутые дождем, и болтали. То и дело слышалось Толино имя: Толя, Толя… Да, конечно, с Толей ни один парнишка в совхозе не сравняется. Он и в тайгу с отцом ходил, и стрелял из отцовского ружья, и верхом ездить научился — его отец ему чаще всех лошадь дает. А как выступает! На каком хочешь собрании может речь произнести! Умный он… талантливый. И собой Толя — что говорить! — красивее всех из ребят. Не то что скуластый Сережа со своим носом бабкой… Ну хорошо. Пусть так. Пусть Толя всем взял, и в жизни он будет какую-нибудь большую работу работать. Может, и орден получит. Пусть так. Но неужели Толя один все дороги займет? Неужели, если Толя такой герой, то ему, Сереже, уж и ни успехов, ни интересных дел, ни открытий каких-нибудь в жизни не достанется?.. Неправда! У Толи своя дорога, а у Сережи своя. Пускай Толя поплывет как большой корабль, а Сережа — как маленькая лодочка. Ну и что ж? Может, Толя будет управлять… ну, всей областью. А Сережа будет с оленями. Он будет приручать их, одомашнивать. Он будет изучать панты и все, что из них делают. И он, может быть, потом про это про все напишет книгу… А может, займется лимонником. Очень интересное растение — лимонник. Идет охотник по лесу, или зоолог, или еще какой человек, устанет, выбьется из сил. Тогда он садится, разводит костер и кипятит чай из лимонника. Выпьет кружку — и снова он бодрый, и снова может идти, двигаться, делать свое дело. Вот что такое лимонник! Химики уже занимаются им. Может, и Сережа возьмется за это и какое-нибудь открытие сделает. А то еще — женьшень. Везде на научных станциях уже сажают плантации женьшеня. Говорят, похуже дикого получается. А может, Сережа начнет изучать, как и где растет дикий женьшень, и создаст саженному точно такие же условия, и у него женьшень вырастет таким же драгоценным, как те редкостные корни, которые люди находят в тайге… А Светлана пусть глядит на одного Толю Серебрякова. |
