Но Сережа уже не слушал.

— А что, — обратился он к ребятам, — мы, пожалуй, потом и сами все вымоемся теплой водой как следует, а?

— Мыться полагается до обеда, — сказала Катя. — Вода горячая есть.

Но тут все так завыли и заныли: «Ну вот еще, мыться! Есть до смерти хочется!» — что Катя не стала настаивать.

— Ребята, а может, нам Толя пока стихи почитает? — сказала. Катя с усмешкой. — Все-таки хоть какой-нибудь толк от человека!

— Садись за стол! — приказала Светлана. — Каша готова!

— Ура! — завопил Антон и бросился к столу, роняя по пути табуретки.

25

Всадники, решив, что ребята пошли по тропинке — да и трудно было решить иначе, — пустили лошадей рысью. На склоне тропинка свернула к ручью и пропала в кустах. Но никому из верховых не пришло в голову, что ребята могли потерять ее здесь и уйти в сторону. Да и куда? Слева — густой подлесок, справа — завал. Когда стали переходить через ручей, Андрей Михалыч опустил повод — пускай лошадь сама найдет тропу на другой стороне ручья; человеку, даже опытному, угадать ее в зарослях кустарника трудно. И тут он немного затревожился: угадали ли ее ребята?

Лошадь безошибочно нашла дорогу, она влезла в самую чащу бересклета и орешника. Тропа была здесь. Выбежав на пригорок, тропа уже свободно вилась среди высоких деревьев.

«Если нашли тропу через ручей, то молодцы, — подумал Андрей Михалыч. — Но нашли ли?..»

Проехав минут десять, Иван Васильич окликнул объездчика:

— Андрей Михалыч, а меня что-то сомненья берут: как это они перешли через ручей и ни одной веточки не обломали? Ведь пять человек шли…

— И на песке никаких следов не было, — задумчиво сказал Алеша.

Андрей Михалыч остановил лошадь, внимательно оглянулся кругом:

— Да, никакого следа… Будто сквозь землю провалились.

— Провалились — и то ямка была бы, — нехотя усмехнулся Иван Васильич. — Неужто их леший в завал понес?

— Давайте еще покричим, — предложил Алеша. — Может, путаются тут где-нибудь в кустах, честное слово!

И опять все трое начали кричать. Кричали, пока не охрипли. А когда, ни до кого не докричавшись, всадники взялись за поводья, вдруг откуда-то издали, с высоких сопок, до них долетел неясный человеческий голос:

— Э-гей! ей! ей!

— Эхо? Или кричит кто? — оживился Алеша.

— Должно, гольцы отдают, — сказал Иван Васильич.

Андрей Михалыч сложил около рта ладони трубой и закричал снова:

— Э-гей!

И снова с гольцов ответили:

— Э-гей! Гей!

И теперь уже было ясно, что откликаются люди. Всадники повернули лошадей и направились по редколесью туда, откуда доносились голоса. Они нетерпеливо вглядывались в даль — не мелькнет ли где голубая Толина рубашка или пестрое платьишко. Но белели пригоршни соцветий на кустах калины, пестрели яркими гвоздиками и колокольчиками солнечные полянки, а людей не было…

— Стой!.. — Алеша вдруг поднял руку. — Там… Э-гей!

— Э-гей! — откликнулся совсем близко басистый голос, и с гольца, прямо под морды лошадям, соскочили двое…

— Э! — удивился Андрей Михалыч. — Борис Данилыч!

— Я, — ответил, блестя улыбкой, Борис Данилыч. — Я и Саша. Мы… А вы кого-нибудь еще звали?

Всадники сошли с лошадей.