Северн, все такой же спокойный и неторопливый, ухватился за край стола и швырнул его в стоявшую поблизости серебряную вазу, которая опрокинулась, облив ароматической водой дремавшего рядом волкодава по кличке Эдгар. Тот мгновенно вскочил, ощетинился и зарычал, готовый вцепиться в неведомого врага.

— Хватит, Северн. — Гастингс наклонилась к опрокинутой вазе, ее чудесные волосы рассыпались по плечам, она глядела на мужа, прижимая вазу к груди. — Ты испортил серебро. Эта ваза принадлежала моей бабушке, я очень ее любила, полировала, так ее…

Северн выругался и закричал, что Грилэм наблюдал впервые:

— Закрой рот, Гастингс, и не суйся, куда не надо. Подай меч! Я расправлюсь с этим трусливым негодяем, которого почитал своим другом.

Ему вторило рычание волкодава, слуги и воины толпились у стен, гадая, что сейчас произойдет и что им делать.

— Почему? — возмутилась Гастингс. — Только потому, что он посмел действовать, не спросив у тебя разрешения? Потому, что иначе ты бы сам кинулся в драку, а потом опять свалился в лихорадке? Скажи, милорд, отчего ты так разъярился? Или у тебя нет разума и ты не способен рассуждать?

Северн набросился на жену, схватил за локти и затряс изо всех сил:

— Прикуси язык, не то я возьму тебя прямо здесь, на этом столе, и твой волкодав увидит твою кровь, услышит твой вой!

Гастингс побелела.

— Отпусти ее, Северн. — Рука Грилэма легла на его раненое плечо и безжалостно нажала. — Отпусти. Чего ты хочешь? Опозорить жену на глазах ее людей? Избить до крови? Этого ты хочешь?

Пока Северн тряс ее, дала о себе знать дикая боль в ране, да и у Грилэма была железная хватка. Он медленно опустил Гастингс на посыпанный свежей соломой каменный пол.

Когда она взглянула на него, ее глаза казались от ярости почти черными. Она изо всей силы ударила его ногой по голени. Северн охнул и отскочил, прижимая руку к ушибленному месту.

— Вы заплатите за это, мадам, — процедил он сквозь зубы.

Она понимала, что так и будет, но еще не знала его настолько, чтобы представить способ расплаты. Гастингс повернулась и выбежала из зала.

— Северн, немедленно сядь, зажмурься покрепче и хорошенько подумай о своем плече и голени. Она могла бы ударить тебя в пах, однако не ударила. Пожалела.

— Она не ударила меня, потому что за это я убил бы ее на месте. К тому же я достаточно ловок и смог бы увернуться.

— Возможно, но и Гастингс обладает завидной ловкостью, — со вздохом сказал Грилэм. — Ты все равно не стал бы ее убивать. Я вообще сомневаюсь, что ты когда-нибудь поднимешь на нее руку, верно?

Северн запустил пальцы в волосы. Ах как он устал. Черт бы ее побрал, у него тоже имеются чувства. Он не жаба.

— Она должна поверить, что я способен разрубить ее на куски. Временами она начинает верить. И при этом с каждым днем становится более упрямой и наглой. А ведь прошло всего два дня. Что же будет через две недели?

— Ты уже качаешься, присядь-ка и выпей вина. Оно успокоит твой гнев. Интересно, когда мне случалось болеть лихорадкой, я тоже легко впадал в ярость? — Грилэм задумался. — Да, наверное. А ведь это было всего три года назад. Моя дорогая жена покинула меня, я вел себя, как последний ублюдок.

— Кассия от тебя ушла? Не верю.

Наконец-то Грилэму удалось отвлечь его внимание. Теперь самое время прочитать небольшую мораль. Северн уставился на него так, словно обнаружил у себя в тарелке улитку.

— Я не лгу. Мне пришлось отправиться к ее отцу в Британию, чтобы вернуть домой.