— Я не лгу. Мне пришлось отправиться к ее отцу в Британию, чтобы вернуть домой.

— Ты отлупил ее?

— Нет, — улыбнулся Грилэм, — я умолял о прощении. Если бы я хоть раз поднял на нее руку, это наверняка убило бы ее. Да ты и сам знаешь, что женщин бить нельзя. Они такие маленькие, нежные, беспомощные.

— Да полно тебе, Грилэм. Я не собираюсь бить женщин и никогда их не бил. Все беспрекословно подчинялись мне. Но теперь я обзавелся женой, не оправдавшей моих ожиданий. Ей самим Господом велено слушаться мужа, а она нарушает Божью волю. Надо ли подчинить ее? Несомненно. Только вот каким способом, я до сих пор не решил. Что теперь прикажешь делать, ведь ты подверг сомнению мое мужество и сам расправился с де Лючи?

— Ты отправишь в замок Седжвик отряд воинов, а старшим назначишь сэра Алана. Он храбрый рыцарь, добрый малый и, самое главное, заслуживает доверия. Пусть он управляет замком, пока король вынесет решение по поводу дочери де Лючи и его владений. Я бы также советовал тебе присмотреть за девочкой и перевезти ее сюда. Гастингс о ней позаботится. Думаю, королю Эдуарду будет угодно назначить тебя ее опекуном, чтобы обезопасить от посягательств алчных негодяев, как ранее он предложил тебе жениться на Гастингс. Хотя, с другой стороны, король сам может стать ее опекуном, и тогда пришлет в Седжвик нужного человека.

— Ну да, все зависит от того, как велико наследство. Король не такой уж дурак. Скажи, ты сам прикончил Ричарда де Лючи?

— Честно говоря, он поскользнулся на груде кроличьих костей, размозжил себе голову о скалу, на которой отдыхал, и умер на месте. Мы оставили кое-кого из его людей в живых, чтобы они позаботились о нем.

— Я бы не дал ему поскользнуться на костях, заставил бы его биться, меч на меч, и выпустил бы из него потроха.

— Думаю, — с улыбкой возразил Грилэм, — такое со всяким может случиться, а нам следует умерить свое тщеславие и радоваться, что остались живы и можем рассказывать небылицы о мертвых врагах. Ведь Ричард де Лючи скорее окажется в аду, умерщвленный с помощью кроличьей кости да камня, нежели в честном поединке с равным себе.

Против этого возразить было нечего, и Северн улыбнулся. Затем рассмеялся, поставил на место опрокинутый стол, заметив, как облегченно зашумели слуги. Волкодав Эдгар опять задремал возле очага, опустив массивную голову на огромные скрещенные лапы. А вот серебряная ваза осталась погнутой. Северн озабоченно нахмурился. Она говорила, что ваза досталась ей от бабушки. Надо сказать оружейникам, пусть исправят вмятины, если сумеют.

Голень болела до сих пор, и все же он смеялся, победив холод и гнев.

— Ведь ты солгал мне, да? — спросил Грилэм. — Ты же не собирался насиловать ее здесь? И бить до крови?

— Нет, — резко бросил Северн. — Я только пригрозил, надеялся хоть как-то ее образумить. А бить ее мне ни к чему. Она сама кровоточит. У нее месячные.

— Ага, значит, ты пригрозил, она образумилась.

Я все гадал, отчего она так быстро сбежала. Голень не очень болит?

— Меня зовут Гастингс. А тебя?

— Элиза, — прошептала девочка, пушистые ресницы затрепетали, но она так и не осмелилась поднять глаза.

— Красивое имя, намного красивее моего. Хотя Гастингс тоже хорошее имя, его носят все старшие девочки нашего рода в честь великой победы лорда Вильгельма.

— Я знаю, мама рассказывала, что Господь ниспослал лорда Вильгельма, чтобы просветить диких саксов.

Гастингс впервые слышала столь необычное мнение о предназначении Вильгельма. У нее затекли ноги. Она выпрямилась и протянула девочке руку:

— Хочешь выпить молока? Наша коза Джильберта щедро дарит его, а еще можешь попробовать миндальные булочки, которые печет Макдир, очень вкусные.