Гастингс взглянула на отца, над которым уже хлопотали две женщины.

— Прощай, отец, — прошептала она и обернулась к Грилэму. — Я помню, хотя была совсем маленькой, как мама сказала мне, что отец обрадовался, когда я родилась первой. Было кому передать имя Гастингс и сохранить традицию. Но после меня не родилось ни одного мальчика. Наверное, поэтому он возненавидел меня.

— Идем. — Вместо ответа Грилэм увел ее из комнаты.

— Грилэм передал, что сегодня ночью ты не желаешь быть со мной. — Северн впервые обратился к Гастингс с того момента, как отец Каррег закончил брачную церемонию и они вышли из отцовской спальни.

Ее пальцы сжали оловянный кубок, такого же холодно-серого цвета, как и широкая повязка на левом рукаве Северна. Хотела бы Гастингс знать, что она означает.

Даже вообразить невозможно, чтобы этот чужеземец приблизился к ней, чтобы взял ее, как муж берет жену, потому что ему дано такое право. По крайней мере ей казалось, что у него есть право делать все, что он пожелает. Ведь он мужчина и от рождения наделен правом распоряжаться своею женой. Разве отец не убил когда-то ее мать? Вряд ли даже у отца Каррега могли возникнуть по этому поводу хотя бы малейшие сомнения.

— Да, — ответила Гастингс. — Я бы хотела как можно дольше оставаться такой, как сейчас.

— Значит, одну ночь. Я дам тебе эту ночь.

— Завтра будут хоронить отца. Завтра тоже слишком рано.

— Завтра все должно быть сделано.

— По твоим речам не скажешь, что ты пылкий новобрачный.

— Верно. Я устал. Я измучил своих людей и себя, чтобы успеть в Оксборо до смерти твоего отца. А чтобы держать себя в руках, мне пришлось по дороге переспать с толпой шлюшек. Но теперь я очень сомневаюсь, имеешь ли ты вообще представление о том, как поступают пылкие новобрачные. Больше похоже на то, что ты будешь лежать бревном, а я не получу никакого удовольствия. Однако завтра, хочу я того или нет, мне придется это сделать. Нельзя считать себя в безопасности, пока я не лишу тебя девственности и не пролью свое семя в твое чрево.

Гастингс взглянула на куницу. Довольный зверек с набитым животом удобно вытянулся на руке Северна.

— Какой он толстый.

— Да, ему не нужно охотиться. Он еще не успел оправиться после Руанской тюрьмы.

— Лорд Грилэм рассказал про ваше заключение.

— И напрасно. Это не твое дело.

— Судя по всему, он так не считает. Уж коли мы женаты, разве мы не должны знать друг о друге?

Северн уставился на оловянную тарелку с мясом и ломтями хлеба. Жирная подливка давно застыла. Он заметил, что Гастингс тоже почти ничего не ела.

— Для меня это не имеет значения. Ты — моя жена. Ты принадлежишь мне, и я должен охранять тебя, как и остальную собственность.

Видимо, так же думал о ней и отец. Ей было позволено заботиться о нем, обеспечивать всеми удобствами, но оставаться презренным существом. Ведь она только дочь собственной матери. Гастингс слышала, как одна из служанок и госпожа Агнес болтали, что ее мать проклята, родила девчонку вместо наследника, хотя семейная традиция сохранилась и ее назвали Гастингс. Жанет не хотела постоянно рожать, а ведь именно на это обрек бы ее Фоук, стараясь получить сына. И Жанет любила свою дочь, в этом Гастингс была уверена. Отбросив мрачные воспоминания, она посмотрела на мужа, еще одного мужчину, который воспринимает ее только как неизбежное бремя.

— Ты сказал, что по пути спал со многими женщинами. Зачем?

— А что тут непонятного? — высокомерно поднял бровь Северн. — Ведь я мужчина и хотел держать себя в руках.

— Когда мне было пятнадцать, — отважно начала Гастингс, твердя про себя, что можно не бояться человека, у которого на рукаве так мирно спит зверек, — меня поцеловал сын ювелира.