И я не вернусь к прежнему. Так что, если ты не сможешь измениться, не сможешь научиться получать радость от своей семьи, тогда у нас с тобой нет будущего. А чтобы иметь будущее, мы должны доверять друг другу.
Он долго стоял неподвижно, потом положил мобильник ей в сумку и, ухмыльнувшись, сказал:
– В таком случае покажи, как работает стиральная машина.
Она облегченно вздохнула.
– С удовольствием.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Малышки такие милые. Сладкие грязнули, непоседливые, сообразительные. Но ему почему-то скучно. Конечно, не тогда, когда они бодроствуют, а когда спят, и Джулз спит, и в доме так тихо, что хочется закричать. Ему вдруг пришло в голову, что приспосабливается только он один. Разве это справедливо? Совершенно несправедливо. Ведь он оказался выброшенным из их жизни не по своей воле.
Прошло тридцать часов, за которые он многому научился: наполнять ванну водой нужной температуры, запускать стиральную машину, отправлять еду ребенку в рот – правда, не всегда удачно. И научился не пить при этом чай – вот этот урок он никогда не забудет.
Сейчас одиннадцать часов вечера, и обычно он работал бы еще по крайней мере три часа. Джулз спит, дети спят, а ему нечего делать. Интересных телепередач нет, с Ясимото связаться он не может, и с Нью-Йорком тоже. Сначала Макс вышагивал по кухне, потом заварил себе чай, потом вылил все в раковину, потому что за день выпил неимоверное количество чаю. Он подумал о вине, которое накануне привез из паба. Они с Джулз выпили всего пару бокалов, так что осталось почти две бутылки. Но не пить же одному? Может, поехать в паб?
Он вышел через черный ход в сад, заодно выпустив погулять Мэрфи, и посмотрел в сторону паба – огней не было заметно. Но что можно ожидать от сельского трактира, где обслуживают до девяти часов? Вдруг где-то на заднем дворе раздался леденящий душу крик. У Мэрфи шерсть встала дыбом, и он глухо зарычал. Макс позвал пса обратно в дом, закрыл дверь и, поднявшись наверх, постучал в спальню Джулии. Она открыла ему дверь почти сразу. На ней была смятая от сна пижама с рисунком кошек. Он почему-то смутился и не нашелся, что сказать.
– Там кто-то ужасно кричит, – наконец выпалил он.
Джулия прислушалась и улыбнулась.
– Это барсук или лиса – они кричат по ночам. Скорее всего, в это время года кричит барсук. Лисы обычно шумят весной. Ты от этого проснулся? – Но, взглянув на него, со вздохом сказала: – Ох, Макс, ты ведь еще не ложился. Ты устал и должен поспать.
– Я не устал. В это время я никогда не сплю.
– А следовало бы, – пожурила его она, вернулась в спальню за пушистым халатом и спросила: – Чаю хочешь?
Чаю он не хотел, но готов был выпить соляную кислоту, лишь бы находиться в ее обществе.
– Чай – это замечательно, – хрипло произнес он.
Они спустились вниз, в гостиную, и Джулия сказала:
– Я подумала... у меня есть DVD девочек с момента их рождения. И даже до рождения. Так интересно. Я подумала... если в гостиной тепло, то мы могли бы это посмотреть. Но тебе, наверное, будет скучно...
– Нет, что ты... Я с удовольствием посмотрю, – неуверенно согласился он.
– Тогда разведи огонь в камине, а я принесу нам чай.
Она принесет еще шоколадное печенье, сыр и крекеры, потому что знает: он голоден и вообще ему необходимо поправиться.
Когда она вернулась с подносом, он сидел на корточках перед камином, раздувая огонь.
– О, чудесно. Вот сыр и печенье, – сказала Джулия и, подойдя к комоду, стала искать DVD.
Она сунула диск в плеер и уселась на пол спиной к дивану.
Они наблюдали за еще не родившимися дочками, и Макс вдруг спросил:
– Какой у тебя был срок, когда это снимали?
– Двадцать шесть недель, – ответила она, удивившись его сдавленному голосу. |