Примерно каждые пять минут все полицейские по очереди докладывали Питерсону. Вик слышал их в наушниках. Если Лозадо и заявился на остров Галвестон, он сумел остаться невидимым. Он не зарегистрировался ни в одной гостинице, мотеле или пансионате, что ничуть не удивило Вика.

Питерсон договорился о сигналах, которые Вик должен им подавать. Но Вик уже умел различать голоса, звучащие в его ухе. Если возникнет что-то непредвиденное, он отреагирует соответственно, но пока он следил за филе-миньон, завернутыми в фольгу, а остальное время уходило на созерцание Ренни.

Когда стейки поджарились, они отнесли их в дом. Один раз, пока они ели, ее босая нога под столом коснулась его лодыжки. Ренни не извинилась, что показалось ему своего рода прогрессом. Хотя она просто сделала вид, что ничего не случилось.

Ренни нашла пожелтевшую свечу в ящике комода и поставила ее на блюдце в центре стола, чтобы создать романтическую атмосферу и несколько скрасить убожество его кухни. Но единственной, кто стал выглядеть лучше при свете свечи, была сама Ренни.

Когда она распускала волосы, у нее появлялась привычка причесывать их пальцами. Она делала это бессознательно, но Вику нравилось, как волосы стекали по ее пальцам и снова падали на плечи. «Жидкий лунный свет», – подумал он и удивился: когда это он стал поэтом?

От пламени свечи появились треугольные тени на ее шее и в ложбинке между грудями. Весь вечер он старался не смотреть туда, но есть вещи выше человеческих сил, и это была одна из них.

Ужин получился вкусным и сытным. Он набил себе желудок, но его мучил голод другого сорта. Не надо было ему еще раз целовать ее. Никакой в этом не было необходимости. Он перестарался. Их прогулка в полосе прибоя выглядела достаточно романтично и без поцелуя. Теперь же он хотел ее так, что терпеть не было мочи.

Ренни допила вино и посмотрела на него.

– Ты на меня пялишься, – заявила она.

– Стараюсь наглядеться.

– Наглядеться?

– На тебя, – сказал он. – Запомнить, как ты выглядишь. Когда все это закончится, как бы оно ни вышло, ты вернешься к своей работе и прежней жизни, в которой меня не будет. Ведь не будет, Ренни.

Она медленно покачала головой: не будет.

– Вот я и пялюсь.

Она отодвинула стул, взяла свой поднос, но, когда она проходила мимо него к раковине, он схватил ее за руку.

– Остынь, Ренни. Может, тебе еще повезет и Лозадо меня убьет.

Она выдернула руку, отнесла поднос в раковину и с грохотом поставила.

– Как ты можешь говорить такие ужасные вещи?

– Так тебе будет жалко?

– Конечно!

– Ну, ладно, ладно. Ты же занимаешься спасением людей, что меня удивляет… потому что ты играешь со смертью.

Она засмеялась:

– Играю со смертью?

– Постоянно. Ты бесшабашная. Рискуешь без всякой нужды.

– О чем это ты, черт побери?

– Ни в одном из твоих домов не установлена охранная сигнализация. Глупо, если женщина живет одна. Ты скачешь сломя голову на лошади без седла и прыгаешь через заборы. Какой бы хорошей наездницей ты ни была, это опасно. Ездишь в такие уголки мира, где каждый день смерть собирает богатую жатву. Ты с ней флиртуешь, Ренни.

– Ты слишком много выпил. Он подошел к ней ближе:

– Ты не проживаешь жизнь, Ренни, ты бросаешь ей вызов.

– Ты или пьян, или сошел с ума.