Изменить размер шрифта - +
А ты еще ничего не успел. Картину не написал, вершину не покорил, дерево не срубил…

– Ты зато много дров наломала, – ворчу я.

– Ну… когда это было… – лениво оправдывается Яна.

Время от времени она достает из кармана тулупа красивую раковину, прикладывает ее к уху и, распахнув зачем-то до отказа глаза, слушает, как шумит далекий океан.

Эту раковину ей подарила Машка-Марутеа, законная супруга Нильса Хольгерссона. Когда они расписывались и Нильс подводил ее к столу регистрации, среди присутствующих в зале пробежал взволнованный шепоток: «А жених-то где? Дедушка внучку привел, а жениха еще нет!»

Но Машку все это не смутило. У нее оказались кое-какие сбережения, и она увезла Нильса к своей маме, на свою историческую родину. Как сейчас говорят, в Украину. Льва Борисыча они забрали с собой. Так что есть надежда, что в скором времени в Украине вовсе не останется крыс. Правда, у нас их станет больше.

– Как родишь, – напутствовала Янка Нильса на проводах, – сразу телеграмму дай. Мы за вас бокалы поднимем.

Семеныч еще не вернулся. Теперь он кого-то добивает во Франции.

Понизовского подобрало судно, которое Интерпол прислал за девушками с острова Крыс. Когда они его обнаружили в трюме… Впрочем, об этом лучше не вспоминать.

Как и о первом дне по возвращении в Пеньки. Не успели мы растопить печь, как заглянула к нам тетка Полинка. С подушкой. Я уж было подумал, не подселиться ли она к нам собралась?

– Сплавали? – спросила Полинка так буднично, будто мы в соседнее село в магазин за водкой сбегали. – Вот и ладно. А я тебе, Янка, подушку набрала. Пух чистый, со своих курочек. Лешка-то их у меня брал прошлую зиму, а я перо для тебя оставляла.

– Такой уж ты стрелок, – сказала Яна. – Белку – в глаз, тетерку – в ухо. – Помолчала. – А меня – так прямо в сердце.

Полинка еще на крыльце топталась, а окна вдруг засияли светом фар. И в этом свете плясали белые хлопья снега. Янка прижалась лбом к стеклу, приложив ладони:

– Семеныч приперся. Не сказочный принц, однако. Я не права? Сейчас врать начнет, как за ним по всему Парижу все французские ваины бегали.

– Ауэ, Семеныч! – воскликнула она, когда тот, оттоптав на крыльце снег с ботинок, вошел в избу. – Ты надолго?

– Как всегда, – ответил Семеныч и как-то странно взглянул на меня.

Я все понял. Ауэ, крысоловы и волкодавы! Добивать надо…

Уа мауру-уру вау! Всем спасибо!

Быстрый переход