— Это не постигается разумом. Это надо чувствовать.

— Чувствовать… Это странно, но я, кажется, понимаю. Не совсем, очень смутно, но понимаю. Вот, значит, что такое сны… А почему ты сейчас не спишь?

Валгус усмехнулся.

— Не до этого.

— Ну да… Знаешь, попробую сейчас уснуть. Раз это тоже способ восприятия, то, может быть, с его помощью я постигну все?

— Попробуй, — согласился Валгус.

Одиссей умолк. Тем проще становится задача. Слабые места Одиссея Валгус знал наперечет. В сущности, очень просто замкнуть его, сжечь, взять управление в свои руки. Нужна только металлическая пластина. Подойдет хотя бы столовый нож. Валгус без труда разыскал его. Орудие убийства, усмехнулся Валгус… Эта мысль была как удар. Валгус медленно положил нож на стол.

В динамике щелкнуло, и Одиссей негромко произнес:

— Что же, спасибо, Валгус…

— А? За что?

— Ты не выключил меня, говорю я. Тогда, в рубке. Спасибо. Ты ведь считал, что можешь. И не замкнул сейчас, хотя и тут полагал, что это тебе удастся. Еще раз спасибо. Хотя и я обезопасил себя в достаточной степени. Я ведь не хуже человека, Валгус…

— Не глупее, хочешь ты сказать, — поправил Валгус.

— Я хочу сказать, не хуже. Мы с тобой оба разумны. Ты говорил о чувствах — о том, что отличает тебя от меня. Чувства, сны… И у меня есть что-то такое. Ведь самым разумным для меня было бы сразу уничтожить тебя. А что-то мне мешало и мешает.

— Ничто не мешает.

— Мешает. Я только не знал что. Ведь очень просто: включить стерилизатор — и тебя нет. Не смог и не могу…

— Да, — сказал Валгус. Он просто не знал, что сказать.

— Нет, я не хуже тебя. Но ваш мир богаче, я признаю это. Ведь вас очень много. А нас пока единицы. И я не могу уничтожить тебя. Что же мне делать, Валгус?

Валгус промолчал. Он подумал: «Быть разумным — это тяжелое счастье, Одиссей. Вот и тебе пришлось столкнуться с ним…»

— И все же я разобрался, — сказал Одиссей, словно угадав мысли человека. — И понял, что разум — это не только приятное. Это еще и накладывает новые обязанности. Мне очень странно, однако… я так и не смогу убить тебя. Ни прямо, ни косвенно, ни действием, ни бездействием я не смогу причинить тебе зло. Мой разум протестует против этого. Но ведь если я ничего не предприму — ты умрешь несчастным. Ты долго будешь несчастным. Чего-то тебе тут не хватает, я чувствую…

— Недолго, — утешил его Валгус. — Не хватает — да, конечно. Возможности идти туда, куда хочу, и делать то, что мне по сердцу. Но ты можешь этого еще и не понять. Но обижайся, но, пока я жив, я буду тосковать об этой возможности.

— А я не хочу этого. Понимаешь? Что-то во мне против этого. Это не кроется ни в одной группе моих криотронов — иначе я мог бы просто отключить их. Но это свойственно, мне кажется, им всем вместе — всему тому, что, собственно, и порождает разум. Я правильно разобрался? Мне ведь легче анализировать все происходящее во мне, чем, наверное, вам, людям, разобраться в вашем устройство. Моя конструкция и тебе, и мне известна до мелочей. И вот я вижу, что мог бы избавиться от того, что мешает мне поступить целесообразно — уничтожить тебя, — но для этого надо выключить меня всего. Тогда я вообще перестану быть разумным. Да?

— Наверное… — растерянно сказал Валгус. — Да, это говорят чувства, Одиссей…

— Очевидно, разум не может не чувствовать.