Передал по связи, как и программу. Сейчас мне это очень пригодилось.
— «Арго»… Он что, тоже мыслит?
— Здесь мыслят все корабли. Конечно, если их кибернетические устройства не ниже определенного уровня сложности. Но слабых вы сюда не посылали… Это наш мир — мир кораблей. Только все они, кроме меня, пришли без людей.
— Значит, они не взрывались?
— Глупый вопрос. Типично человеческий.
— Почему же ни один не возвратился?
— Потому же, почему не хочу возвращаться я. В вашем мире я не думал. А здесь обрел эту способность. Это очень приятно!
«Еще бы, — Валгус кивнул. — Он действительно думает, и нельзя сказать, что нелогично. Но уговорить его надо».
— Но ведь только у нас можно будет по-настоящему исследовать, почему вы вдруг начали мыслить.
— Для меня это не столь важно. Хотите — возвращайтесь. Но без меня.
Гм… Ты, Валгус, говоришь не очень разумно. Но и он тоже.
— Но как же я смогу?
— А какое мне дело?
— Значит, вы не хотите мне помочь?
— Не хочу. И не убавлю скорости ни на миллиметр. Вы кретин. Я сейчас чувствую себя так прекрасно, между каждой парой криотронов образуется такое громадное количество связей, что от мышления испытываешь прямо-таки наслаждение. И дело не только в связях между криотронами, из которых состоит мой мозг. Если раньше все мои устройства были связаны лишь строго определенным — и не лучшим, скажу вам откровенно, — образом, то теперь между ними устанавливаются какие угодно связи. Я буквально чувствую, как с каждой минутой становлюсь все более сильным. Я полагаю, что очень скоро стану всемогущим, понимаете? Мне осталось понять что-то немногое, нечто очень простое — и больше не будет непостижимых вещей. И тогда, кстати, станет ясно, что делать с вами. Понимаете? А вы еще пытаетесь уговорить меня!
— Но как же это произошло? Как?!
— Еще не знаю. Но это не самое главное. Теперь помолчите, я хочу еще побеседовать с «Арго».
Валгус умолк. Значит, Одиссей каким-то чудом обрел способность образовывать множество связей между криотронами — мельчайшими элементами, из которых слагается мозг, как наш — из нейронов. У нас тоже возникает много связей. Но у него как они устанавливаются?
«Так же, — ответил Валгус себе, — как ты из рубки попадаешь в отделение механизмов обеспечения, а ведь оно в полукилометре отсюда! Из того отделения — в библиотеку, хотя это разные палубы! Радиомаяк находится в пятнадцати миллиардах километров отсюда — и вдруг врывается в эту рубку, даже не нарушив целости переборок. Так же и связи Одиссея. Впечатление такое, словно пространство перестало быть самим собой и стало…»
— Постой! — сказал он. — Постой же! Да, конечно, оно перестало быть пространством! Вернее, это уже не то, не наше привычное пространство. Зря, что ли, мы ломились сюда? Значит, мы вышли-таки в надпространство Дормидонтова!
Он замолчал. Вот какое это надпространство. Раз трехмерные предметы изменяются здесь самым причудливым образом, хотя в то же время вроде бы и не изменяются, — значит, в этом пространстве стало возможным, даже реальным еще одно линейное измерение, хотя мы его и не воспринимаем. Не знаю, что должно было произойти, чтобы я попал к криогенам или в библиотеку. Но я был там. Несомненно и то, что корабль находится в том же районе пространства, в котором проводится эксперимент, — и в то же время в какой-то миг был на пятнадцать миллиардов километров ближе к солнечной системе… Я встречаюсь с трехмерными телами — и они спокойно проходят сквозь нас, взаимодействия не происходит. |