— Тебе пора, — наконец выдавил я. — Приготовь брата к дороге.

— Если все кончится для нас благополучно, Барни, я останусь в Монтане.

— Здесь не самое подходящее место для английской леди.

— Но я ведь ирландка, Барни, а ирландцы разбрелись по всему свету — и мужчины, и женщины. Да и всю нашу семью раскидало по миру: кто сражался во французской армии, кто в испанской, а кто и в Индии. А еще один наш родственник был убит вместе с Кастером — ты говорил, что это происходило не так уж далеко отсюда.

— Тебе здесь нечего делать, — настаивал я. — Дикая и первобытная страна…

— Нечего делать? Полагаю, для меня все же найдется дело.

Ну что я мог еще сказать? Нахлобучив по самые уши старую шляпу с обвисшими полями, я опустил глаза на винчестер.

— Постарайтесь добраться до Майлс-Сити, — пробурчал я, — и расскажите там, что произошло. Расскажите им заодно и про остальные убийства. И вот что, Энн…

— Что?

— Ни к кому не поворачивайся спиной. Вообще ни к кому. Слышишь?

Тут подошел Эдди с лошадьми, и я помог девушке усадить Фило в седло. Бедняга был до предела измучен. Я еще не видел ни одного человека, который бы в таком состоянии сохранял способность двигаться.

— Удачи, Пайк, — проговорил он слабым голосом. — Удачи тебе, парень.

Уже поворачивая коня, Энн неожиданно потянулась ко мне и коснулась рукой моей щеки.

Эдди задержался еще на несколько мгновений.

— Я сделаю все, что в моих силах, — тихо сказал он. — Крепче сжимай кулаки, парень. Не дай им сбить себя с толку.

Он уехал, а я все стоял, глядя им вслед. Лишь теперь, почувствовав, что в последний раз вижу Энн Фарлей, я признался себе, что люблю ее.

И понять это никогда не поздно. Я знал одного парня, который взялся за себя только после того, как ему стукнуло сорок. А за все предыдущие годы он ничего не нажил, кроме шрамов и угасших желаний. Кстати сказать, самое худшее, что только может сделать человек — это позволить своей мечте умереть.

Давно, когда я был еще зеленым юнцом, я часто думал о том, как в один прекрасный день обзаведусь собственным ранчо и стану на нем хозяйствовать. Само собой, уж коли такая идея пришла тебе в голову, то она не останется лежать «под паром». Мало-помалу она обрастает плотью и кровью, стремится к своему воплощению в жизнь. И вот ты, сам того не замечая, постоянно пополняешь свою копилку знаний: то там, то тут берешь на заметку что-нибудь интересное, примечаешь, хорошо или плохо идут дела у того, на кого сейчас работаешь, изучаешь пастбища и свойства различных трав и кормов.

Словом, ты непрестанно учишься. Каждая идея — это семя, и, подобно семени, со временем она прорастает. Но для того, чтобы она хорошо росла, ей нужен уход. Вся беда в том, что после долгих размышлений, я погряз в рутине обыденных дел. Жизнь текла своим чередом: я работал по найму, потом скакал в город, там потехи ради дрался с таким же простофилей, как я, воображавшим, что он — самый лихой парень на белом свете, потом возвращался обратно, и все начиналось сызнова. Мечта еще жила во мне, хотя почти зачахла.

Человек не стареет, пока не начинает забывать свою мечту. Кто-то, помнится, сказал, будто природа не терпит пустоты. Так вот, судя по моему жизненному опыту, я бы добавил, что природа вообще не любит ничего, что не способно приносить плоды. А я? Очень может быть, думал я, пришло и мне время умереть, ведь, сколько я себя помнил, я никогда ничего не создавал, а лишь отрабатывал поденную плату.