— Не он один так считает, — отозвался я.

Когда стемнело, я подошел к окну и взял сигарету. Сделав несколько затяжек, потушил окурок и улегся на койку.

Часа в два ночи я проснулся. Мой мирный сон нарушила какая-то возня и шум. Дверь соседней камеры отворилась и туда кого-то втолкнули. Потом тюремщик ушел.

На какое-то время воцарилась тишина. Потом койка в соседней камере заскрипела и знакомый голос спросил:

— Эй, кто там?

— Это я, Пайк, — ответил я. — За что тебя?

— А как ты думаешь? За скотокрадство. Я ведь на славу поработал… А тут подоспел этот чертов Фарго, пропади он пропадом. Все равно ничего у него не выйдет, коровы-то уже вывезены. Вот выйду отсюда — сорву хороший куш.

Я сразу узнал этот голос, узнал знакомые хвастливые вотки. Это был Ван Боккелен. Мне с самого начала следовало бы догадаться, что он замешан в скотокрадстве. Ведь кража скота — самый доходный вид мошенничества в наших краях.

— Думаешь, тебе удастся выйти сухим из воды? — осведомился я.

— Дурак ты, Пайк! Ведь в этих краях лучшие судьи, каких только можно купить за деньги. И, поверь, я их куплю. Даже если дойдет до суда, меня отпустят. Найму хорошего адвоката и докажу, что ни в чем не виноват. Да и вообще, скотокрадство — пустяки.

— А ты ловкач…

— Я-то не чета тебе, — обронил он презрительно. — Уж во всяком случае, я здесь за дело.

Тут он меня уел. Я отвернулся и снова попытался заснуть.

Но примерно через полчаса он снова окликнул меня:

— Эй, Пайк, есть идея! Давай дадим деру, а?

— Отстань.

— Ну и черт с тобой!

На том наш разговор и окончился.

В полдень шестого дня моего пребывания в заключении дверь внезапно распахнулась, и я увидел Джима Фарго с ключами в руке. Он сказал:

— Выходи, Пайк. Тут тебе не место.

— Я свободен?

— Нет. Но сегодня проводится предварительное слушание. Туда мы и пойдем.

— Роман Белен там будет?

— Хорошо бы.

Когда Фарго ввел меня в помещение суда, там толпилась тьма народу. Вслед мне раздался ропот. Я увидел в зале и Чарли Брауна, и Батча Хогана, а вдоль стен сидели солдаты.

Присутствовал и Роман Белен со своими людьми, среди которых я заметил Хадемана. Когда меня ввели, Белен пронзил Хадемана убийственным взглядом, но тот и глазом не моргнул.

Сперва давал показания Белен. Он рассказал, что я воровал скот у него и у Джастина, что меня за это и уволили и что тогда я рассвирепел и застрелил Фарлеев. А потом, когда люди Белена убили Эдди Холта, напал и на них.

— Так он убил Фарлеев? И брата, и сестру? — спросил судья.

— Да, обоих, мерзавец, застрелил.

В следующую секунду дверь отворилась, и в зал суда, опираясь на костыли, вошла Энн Фарлей. Она была бледна, но выглядела гораздо лучше, чем в последний раз, когда я ее видел. Девушка подошла ко мне.

— Прости меня, Барни, — проговорила она. — Но я была больна. Я ничего не знала.

— Ничего, забудь об этом, — сказал я.

Поднялся шум. Все взоры устремились на Романа Белена. Он то открывал, то закрывал рот, а потом сделал движение, словно хотел встать. Но солдаты уже поднялись со своих мест и встали на выходе.

Энн прошла на свидетельское место и кратко, но убедительно рассказала всю историю. Затем вытащила из кошелька сложенный вдвое листок бумаги.

— Ваша честь, это было написано перед смертью моего брата. Если бы мистер Пайк был в чем-то виновен, брат так не написал бы.

Судья взглянул на бумагу.