Никому. Никогда.

Отныне и навсегда.

Бляди!

Да, вариант «Б».

И где после этого окажутся все эти Примусы, Зюгановы и Лужковы?

В отвале!

Это была идея, с которой можно идти к Шефу.

Примет он ее? Или не примет?

Может принять.

«Человек, который развалил Советский Союз, чтобы захватить власть, и расстрелял парламент, чтобы ее удержать, не остановится ни перед чем…»

Да, может.

Но к президенту идут не с голыми идеями. План должен быть проработан до мелочей. И первое, что нужно сделать: вывести из дела УПСМ и команду Пастухова. Генерал‑лейтенант Нифонтов – не союзник. К сожалению. Но это факт. А команда Пастухова – его люди.

Олег Иванович взял трубку телефона правительственной связи и набрал номер второго секретаря посольства России в Эстонии, который на самом деле был руководителем эстонской резидентуры ФСБ. Дожидаясь соединения, попытался представить, о чем сейчас в бывшей графской библиотеке старинного дворянского особняка генерал‑лейтенант Нифонтов говорит со своим заместителем, начальником оперативного отдела УПСМ генерал‑майором Голубковым.

Представил: стоит мат‑перемат.

Это хорошо. Очень хорошо. Это как раз то, что нужно.

В трубке щелкнуло. Олег Иванович сказал:

– Нужно встретиться. Очень срочно.

* * *

В бывшей графской библиотеке старинного дворянского особняка в центре Москвы, на фасаде которого красовалась никому ничего не говорящая вывеска «Информационно‑аналитическое агентство „Контур“», а возле чугунных, старинного литья ворот прохаживались двое молодых людей в одинаковых серых плащах, генерал‑майор Константин Дмитриевич Голубков стоял на пороге небольшой комнаты, примыкавшей к библиотеке, сунув руки в карманы мешковатого пиджака, и ждал, когда генерал‑лейтенант Нифонтов сменит мундир на штатский костюм.

– Откуда пошла эта традиция – являться к начальству в форме? – поинтересовался он, глядя, как Нифонтов умелыми движениями повязывает перед зеркалом галстук.

– Понятия не имею. Вероятно, считают, что с человеком в форме разговаривать проще. Штатский может послать. Или начать мямлить. А военному что остается? Только одно: «Слушаюсь». И щелкнуть каблуками.

– Ты щелкнул?

– А как же? Зайди и прикрой дверь.

Голубков вошел. Нифонтов извлек из холодильника бутылку кристалловского «Привета» и разверстал по стаканам.

– Достал он меня. Давай по соточке. Будь здоров. Константин Дмитриевич.

– И тебе не болеть.

Когда полегчавшая бутылка вернулась в холодильник, Голубков закурил «Яву» и спросил:

– Ну? Что он сказал?

– Ничего. Он вообще не понял, о чем я ему толкую. Да, он дал эту информацию. И что? В ней нет ничего секретного. В чем проблема?

– Объяснил?

– Без толку. Мы говорили на разных языках. Твою мать. Полгода посидел в Гармише и считает, что может руководить разведкой. Дурдом. Экономисты руководят разведкой, разведчики руководят экономикой. Дай и мне сигаретку.

– Начинается.

– Знаешь, что самое приятное в борьбе с дурными привычками?

– Ты говорил. Поражения. Было что‑то еще?

Нифонтов сделал несколько затяжек и с отвращением раздавил сигарету в пепельнице.

– Я не очень удивлюсь, если в ближайшее время нам прикажут прекратить заниматься эстонской темой, – тяжело помолчав, сказал он. – Понимаешь, что это будет означать?

– Вариант «Б».