Изменить размер шрифта - +
 – А за что же еще? Солдаты всегда погибают за родину. Все это шито белыми нитками, господин Янсен.

– Но сшито крепко. Если вы видите какое‑нибудь слабое место, скажите. Буду очень вам благодарен.

– Когда арестовали Боцмана?

– Сразу после того, как он совершил преступление. На рассвете пятого марта.

– То есть, вчера утром? – уточнил я.

– Совершенно верно.

– А почему он небритый?

– Вероятно, потому что не успел побриться. Какое это имеет значение?

– Для вас никакого. А для меня очень большое. Видите ли, господин Янсен, в Чечне мы привыкли бриться вечером. Потому что когда тебя ночью поднимают по тревоге, времени на это не остается. А поднимали нас по тревоге часто. С тех пор у всех нас и осталась эта привычка.

– Какой вывод вы из этого делаете?

– Боцмана вы арестовали сразу после нашего вылета в Германию. А эту бойню устроили после моего звонка. Теперь я понимаю, какие важные дела заставили вас задержаться в Таллине.

– Вы уверены, что ваш довод будет убедительным для следователей генеральной прокуратуры? – с иронией спросил Янсен.

– А нет?

– Боюсь, что нет, господин Пастухов.

– Ну, вам лучше знать нравы ваших следователей. Этот довод убедителен для меня.

– И это все? Больше нет слабых мест?

Я еще раз внимательно рассмотрел снимок Боцмана. Нехороший у него был взгляд. Очень нехороший. Не хотел бы я оказаться на месте того, на кого Боцман так смотрит.

– Этот снимок сделан не в тюрьме.

– Да, не в тюрьме, – подтвердил Янсен. – Ваш друг содержится в другом месте. Мы решили не спешить передавать его полиции. И все собранные доказательства тоже. Теперь вы поняли, почему я об этом вам рассказал?

– Вам нужно, чтобы мы молчали о содержимом гроба.

– Вот мы и вернулись к началу нашего разговора. Да, мне нужно, чтобы вы молчали. И вы будете молчать. От этого зависит не только судьба вашего друга. Но и ваша судьба. Если вы попытаетесь выкинуть какой‑нибудь фокус, мы передадим все материалы в генеральную прокуратуру Эстонии. Вместе с Боцманом. А всех вас получим через Интерпол. И устроим суд. Это будет громкий процесс, господин Пастухов. И крайне неприятный для России.

– Этим вы и шантажировали секретаря посольства?

– Зачем так грубо? Никакого шантажа. Мы знаем, кто он такой. И он знает, что мы знаем. И вы знаете.

– Он второй секретарь посольства. Это все, что я знаю.

– Оставьте. Он руководитель резидентуры ФСБ в Эстонии. Мы быстро нашли с ним общий язык. Я показал ему лишь некоторые документы. Показания солдат о вашей причастности к взрыву. Этого оказалось достаточно. Мы не мешаем им, они не мешают нам. Это и есть наша согласованная позиция. А вы помогаете нам. Пока – тем, что молчите. А дальше видно будет. По обстановке.

– Допустим, мы будем молчать. Ваши гарантии?

– Никаких, господин Пастухов. После того, как останки Альфонса Ребане будут преданы земле, мы отпустим Боцмана. Это единственное, что я могу вам обещать.

– А пистолет? Документы?

– Они останутся у нас. И в любой момент могут быть переданы в прокуратуру. Для таких преступлений, как террористический акт и двойное убийство, срока давности не существует. Возьмите эти фотографии, господин Пастухов. Покажите их своим друзьям. Это их убедит. Так же, как убедило вас. Итак, мы обо всем договорились?

– Какой ответ вы хотите услышать? Вы же не даете нам выбора.

– Правильно. Не даю. Потому что у меня тоже нет выбора. Выше голову, друг мой. Нужно уметь проигрывать.

Вообще‑то я всегда считал, что нужно уметь выигрывать, но решил не спорить.

Быстрый переход