– Вы сказали, что их убили в ночь с четвертого на пятое марта. Мы не могли бы этого сделать чисто физически. Потому что второго марта мы уже были в Аугсбурге, в ночь с третьего на четвертое присутствовали на процедуре эксгумации, а весь вчерашний день ждали вас. Это может подтвердить хозяин отеля.

– Я не утверждаю, что это сделали вы. Я скажу, кто это сделал. – Янсен извлек из конверта еще один снимок. – Вот этот человек. Только не говорите, что вы его не знаете.

Я его знал.

Это был Боцман.

Он был сфотографирован на фоне какой‑то бревенчатой стены. Голова перебинтована, руки в наручниках, крупный фингал под глазом. Брюки без пуговиц и ремня, ботинки без шнурков. Трехдневная щетина. Взгляд исподлобья. Нехороший взгляд.

– Бывший старший лейтенант спецназа, а ныне совладелец московского детективно‑охранного агентства «МХ плюс» Дмитрий Хохлов по прозвищу Боцман, – отрекомендовал его Янсен. – Ваш друг, господин Пастухов.

– Почему у него перевязана голова?

– Он оказал сопротивление при аресте. Кстати, почему он Боцман?

– Он начинал службу в морской пехоте.

– Понятно. Вот он‑то и убрал опасных свидетелей. По вашему приказу.

– Это он вам сказал? Или сами придумали?

– Нет, не он. Он молчит. Но заговорит. Есть много способов развязывать человеку язык. И вы, господин Пастухов, знаете их не хуже меня. Я вижу, у вас есть много вопросов. Я отвечу на них. Боцман страховал вашу группу со стороны. Должен признаться, умело. Но мои люди все‑таки его засекли. Он ездил на серой «тойоте‑королле», которую купил в Таллине по доверенности. На той самой «тойоте», на которой уехали из Тарту Валдис Тармисто и Петер Раудсепп. Отпечатки протекторов этой машины были обнаружены возле места убийства. Мы не хотели арестовывать вас, пока не убедимся в вашей причастности к взрыву. Чтобы опознать всех вас, мы привезли этих солдат в Таллин и показали им вас издали. Вероятно, Боцман засек этот момент. И доложил вам. Ваше решение было вполне предсказуемым и по‑своему логичным. Алиби образовалось само собой: вы улетели в Германию. А Боцман выполнил ваш приказ. И если бы мы не знали, что он связан с вами, это убийство так и осталось бы нераскрытым. Неплохо придумано, господин Пастухов. Чистая работа. Но не очень. А почему? Потому что он не избавился от пистолета. Он не мог его выбросить, потому что его нужно было вернуть. А теперь догадайтесь, о каком пистолете я говорю.

Я уже догадался, но не стал лишать его удовольствия сказать самому. И он сказал:

– Да, господин Пастухов. Я говорю о пистолете Макарова, который вы получили для охраны вашего подопечного Томаса Ребане. Вы скажете, что оставили его в сейфе гостиницы «Виру» перед вылетом в Аугсбург вместе с пистолетами Злотникова и Мухина. Нет. В сейфе вы оставили только кобуру. А пистолет передали вашему другу Боцману. Он был обнаружен за обшивкой багажника его «тойоты». Не нужно говорить, что баллистическая экспертиза установила, что именно из него были убиты эти несчастные солдаты? Пальцевых отпечатков Боцмана на нем, разумеется, нет. Но трудно было ожидать, что эту ошибку допустят такие профессионалы, как вы и ваши друзья.

– «Эти несчастные солдаты», – повторил я. – Теперь мне понятно, почему эстонцев так мало. Это мы, русские, можем позволить себе быть расточительными. Нас все‑таки сто сорок пять миллионов. А вы и миллион наскребаете с трудом. Вам бы следовало быть экономней.

– Они погибли за родину! – сообщил Янсен таким тоном, словно за родину погиб он сам.

– Конечно, за родину, – согласился я. – А за что же еще? Солдаты всегда погибают за родину.